Мартин легко нашел виллу по небольшой бронзовой табличке, извещавшей, что эта резиденция является собственностью посольства СССР. Он потянул за цепочку у калитки и стал терпеливо ждать ответа.

Через несколько минут калитку открыл толстый, коротко остриженный русский в белом кителе слуги.

– Чего тебе? – спросил он по-русски.

Мартин ответил по-арабски, заискивающим тоном просителя, который обращается к хозяину. Русский нахмурился. Мартин порылся в кармане халата и извлек удостоверение личности. С точки зрения русского, в этом уже был какой-то смысл; в его стране без паспорта тоже нельзя было сделать ни шагу. Он взял документ, по-арабски сказал «подожди» и закрыл калитку.

Через пять минут он вернулся, кивком головы показал арабу в грязном халате, чтобы тот прошел в передний двор, и проводил его до лестницы, которая вела к парадному входу в дом. Они остановились у нижней ступеньки, когда дверь распахнулась и на пороге появился мужчина.

– Ты свободен, я сам с ним договорюсь, – обращаясь к слуге, сказал он по-русски.

Тот бросил напоследок недовольный взгляд на грязного араба и скрылся в доме.

Первый секретарь посольства СССР Юрий Куликов был профессиональным дипломатом; полученное им из Москвы распоряжение он считал возмутительным, но приказ есть приказ, его нужно было выполнять. Очевидно, Мартин оторвал его от ужина, потому что дипломат, спускаясь по лестнице, на ходу вытирал салфеткой губы.

– Значит, приехал, – сказал он по-русски. – Теперь слушай. Если нам приказали играть в эти игры, ничего не поделаешь. Но я не хочу ничего знать и вообще не имею к этому никакого отношения. Понятно?

Мартин не знал по-русски ни слова, поэтому лишь беспомощно пожал плечами и по-арабски сказал:

– Прошу прощения, бей?

Куликов воспринял слова Мартина как неслыханную наглость. Только теперь Мартин понял всю нелепость ситуации: советский дипломат, очевидно, был уверен, что незваный новый работник был его соотечественником, присланным этими несчастными ублюдками с Лубянки.

– Ладно, если хочешь, будем говорить по-арабски, – раздраженно сказал Куликов.

Он знал арабский язык и говорил на нем довольно хорошо, хотя и с жестким русским акцентом. Будь я проклят, если не сделаю так, что этому чертовому кагэбешнику никак не удастся меня подставить, подумал он и продолжил по-арабски:

– Вот твое удостоверение личности. Вот письмо, которое мне приказано для тебя подготовить. Ты будешь жить в лачуге в дальнем углу сада, ухаживать за растениями и покупать в городе все, что прикажет шеф. Больше я ничего не знаю и знать не хочу. Если тебя схватят, я взял тебя только потому, что поверил в твои честные намерения. Теперь можешь заниматься своими делами и убери к чертовой матери этих проклятых кур. Мне только не хватало, чтобы у меня по саду бегали куры.

Ну и дела, раздраженно думал Куликов, возвращаясь к прерванному ужину. Если этому болвану не повезет и его схватят, то Амн-аль-Амм быстро узнает, что он русский. Тогда скорее Тигр замерзнет, чем кто-то поверит, что Куликов взял его на работу, не зная, что он агент КГБ. Куликов был очень зол на Москву.

Новое жилище Майка Мартина стояло у дальней стены большого, в четверть акра, сада. Жилище оказалось однокомнатной лачугой, в которой не было ничего, кроме раскладушки, стола и двух стульев. К одной из стен было прибито несколько крючков, а в углу висела полка с рукомойником.

При более детальном обследовании Мартин обнаружил неподалеку засыпную уборную, а в стене сада – водопроводный кран, разумеется, только с холодной водой. Очевидно, здесь придется довольствоваться самыми примитивными гигиеническими процедурами. Вероятно, пищу Мартину будут выносить из той двери в задней стене дома, что ведет на кухню. Мартин вздохнул. Вилла на окраине Эр-Рияда осталась где-то очень далеко.

В лачуге он нашел свечи и спички. При тусклом свете свечи Мартин завесил окна одеялами и перочинным ножом принялся ковырять растрескавшийся известковый раствор, скреплявший грубые глиняные плиты пола.

Через час работы Мартин оторвал четыре плиты, а потом еще час ковырял землю совком, который нашел неподалеку, в сарае для садового инвентаря. В результате получилась ямка, в которой уместились радиостанция, аккумуляторы, магнитофон и антенна спутниковой связи. Смесь земли с собственной слюной, втертая в щели между плитами, помогла скрыть последние следы раскопок.

Незадолго до полуночи Мартин тем же ножом вырезал фальшивое дно корзины, уложил солому на настоящее дно так, чтобы ничто не напоминало о четырехдюймовом тайнике. Тем временем куры обследовали пол лачуги в напрасной надежде найти пшеничные зерна, однако им пришлось довольствоваться несколькими жучками.

Мартин доел остатки маслин и сыра, поделился со своими спутницами последним куском хлеба пита и водой, которую он налил из крана в стене.

Потом он снова водворил кур в корзину. Если те и заметили, что корзина стала на четыре дюйма глубже, то протестовать не стали. День для них выдался трудным, и они быстро заснули.

Наконец Мартин помочился в темноте на розы Куликова, задул свечи, накрылся одеялом и тоже заснул.

Биологические часы разбудили его в четыре часа утра. Он извлек из тайника пластиковые мешки с радиостанцией и прочими электронными устройствами, продиктовал на пленку короткое сообщение для Эр-Рияда, переписал его на двухсоткратной скорости, соединил магнитофон с передатчиком и антенной спутниковой связи, которая в рабочем состоянии занимала чуть ли не все свободное пространство комнатки и была направлена на открытую дверь.

В 4 часа 45 минут он передал пакетный сигнал на оговоренной на тот день длине волны, разобрал приборы и снова спрятал их в тайнике под полом.

В Эр-Рияде стояла еще темная ночь, когда такая же антенна, установленная на крыше резиденции Сенчери-хауса, уловила длившийся всего одну секунду сигнал и передала его вниз, в центр связи. «Окно» для передачи сообщений было установлено на период от четырех тридцати до пяти часов утра, поэтому дежурные радисты не спали.

Два постоянно работавших в период «окна» магнитофона записали пакетный сигнал из Багдада, и на приборной доске, привлекая внимание техников, вспыхнул световой сигнал. Те замедлили скорость переданного сообщения в двести раз и дешифровали радиограмму. В наушниках зазвучал голос майора Мартина. Один из техников застенографировал сообщение, тут же перепечатал его и вышел из центра связи.

Руководителя саудовского бюро Джулиана Грея разбудили в пять пятнадцать.

– Сэр, это Черный медведь. Он на месте.

Раскрасневшись от волнения, Грей прочел сообщение и пошел будить Саймона Паксмана. Шеф иракской инспекции Сенчери-хауса теперь был приписан к Эр-Рияду, а его обязанности в Лондоне временно исполнял заместитель. У Паксмана сон тоже как рукой сняло; он быстро пробежал глазами текст радиограммы.

– Черт возьми, пока все идет отлично.