ее не слушал.

– Мисс, мы все будем рядом, – настаивал Мальвуа, одной рукой разглаживая свой пиджак, а в другой держа пуховик. – Я уверен, что Брюссен не явится среди ночи, в снегопад, но все равно наш часовой его заметит, и мы мигом проснемся!

– Этого недостаточно.

– Может, он и настроен решительно, – напомнил Кутан, – но, поверьте, погода работает на нас. В такую вьюгу никто не отправится в путь! Этот Брюссен тоже не способен на чудеса!

– А что, если он уже здесь? Что, если он приехал чуть раньше нас и сумел остаться незамеченным?

– Все подтверждают: они бы услышали машину, они бы увидели, что он где-то припарковался. Более того, это огромный комплекс, карты нет, так что он не найдет дорогу без посторонней помощи. Ему не найти жилище Локара, не расспросив людей.

Мальвуа нанес последний удар:

– В любом случае сейчас по радио передают тревожное сообщение, ставят в известность всех жителей. Локар подтвердил: они все слушают радио по вечерам, так что узнают об опасности и запрутся в домах. Как я уже сказал, я поставлю одного из своих ребят наблюдать за въездом, и другого – за домом Локара, и мы будем патрулировать парами. Поверьте, вы можете спать спокойно. Скорее всего, Брюссена перехватят завтра где-нибудь на дороге в застрявшей машине или на выходе из мотеля в Радиссоне, если он предусмотрительно решил выждать.

Людивина сдалась: Априкан смотрел на нее ледяным взглядом и не говорил ни слова. Она не знала, одобряет он ее или внутренне клянет за излишнюю осторожность.

Мишель Танги, мужчина лет сорока, с улыбчивым морщинистым лицом, предложил проводить их в подготовленные комнаты. Пока организовывалось дежурство часовых, Микелис подошел к Людивине:

– Я разделяю ваши сомнения, но они тоже по-своему правы. Брюссен, конечно, изобретателен и хитер, но он не на своей территории, и он не волшебник. Если бы он приехал, это стало бы известно. Полицейские наверняка его засекут, если он появится среди ночи.

– Не знаю. Просто я жду от него чего угодно. Он мог нанять снегоход и подъехать с другой стороны, он…

– Расслабьтесь, Людивина. Ему шестьдесят восемь лет, и, даже если он хитрая сволочь, он не Супермен. Только в кино у хороших парней из-за спины чуть что выпрыгивают злодеи!

Девушка стиснула зубы. Ей казалось, что ее никто не понимает и не слушает.

– Брюссен не из тех, кто отправляется в такие поездки наобум, поверьте мне.

Микелис в замешательстве смотрел на нее. Что-то в поведении жандарма, в ее настойчивости не давало ему покоя.

Может быть, потому, что она не сдавалась там, где остальные в излишней самоуверенности складывали руки?

Он просто дружески похлопал ее по плечу и, подхватив свою сумку, пошел дальше по коридору.

Людивина потянула Сеньона за рукав:

– Можно тебя кое о чем попросить?

Великан пожал плечами.

– Я не хочу сегодня спать одна, можно мы проведем ночь в одной квартире?

Сеньон улыбнулся с нежностью. Он обнял ее за плечи и прижал к себе.

– Если не прикажешь всю ночь бродить с тобой по этим жутким переходам, я согласен!

58

Ветер несся мощным потоком, словно стараясь утащить все, что можно, в окружающую поселок тьму. Он бился в ставни, скрипел дверями, свистел во всех щелях, втискивался, проникал, леденил.

Людивина никак не могла нормально заснуть.

Не хотелось, как обычно, глушить себя лекарствами, нужно было сохранить ясную голову, на всякий случай. Она оставалась начеку, готовясь к худшему, и не могла полностью расслабиться.

Сеньон посапывал в соседней комнате при открытой двери.

Квартира была маленькой, поздно включенные радиаторы еще не успели ее прогреть, но, по крайней мере, это была крыша над головой. По дороге жандармам встретилась почти четверть поселка. Весть о приезде полицейских и французов разнеслась мгновенно, и всем вдруг понадобилось выйти из дома! Кто гулял парами, кто всей семьей, лишь бы только увидеть новые лица.

В Валь-Сегонде редко случалось что-то новое, да и приезжие осенью и зимой бывали нечасто. Завтра все обязательно захотят с ними познакомиться. В поселке начнется переполох, и это только осложнит преследование Брюссена, что весьма беспокоило Людивину.

Она не закрыла наружные ставни и теперь жалела об этом. Прожекторы на крышах домов били сквозь шторы, несмотря на их толщину, создавая в комнате тревожное свечение, мешавшее расслабиться. Но Людивина уже пригрелась под одеялом и не представляла себе, как можно вылезти и закрыть ставни.

Мысль упорно продолжала работать. Жандарм снова и снова прокручивала все дело в голове. Все имена. Все цепочки событий. Убийства. Психологический портрет каждого участника. Умозаключения Ришара Микелиса.

Орден пещерного зла.

Смерть Алекса.

Смерть Сирила Капюсена. Пятнадцать выстрелов, запах пороха, алые брызги.

Странно, но Людивина совершенно не помнила лица мертвого Капюсена. Она видела лишь расплывчатый образ лежащего тела и кровь. Черты лица стерлись. В тот момент она находилась в состоянии шока, все заполонили эмоции.

Мысль работала со страшной скоростью.

Людивина была создана для работы следователя. Она обладала исключительными аналитическими способностями, в этом заключалось ее главное преимущество. Ее способности вполне заменяли ей программу Analyst Notebook. Людивина знала это и не случайно выбрала именно такую работу. Поэтому она не могла вот так все закончить. По возвращении в Париж она рассчитывала сражаться. Чтобы Генеральная инспекция признала ее правоту. Людивина решила не сдаваться. Ведь ее поддержит весь отдел расследований.

Постепенно усталость брала свое, и Людивина погрузилась в какое-то сумеречное состояние. Веки закрылись. И наступил момент, когда она перестала бороться. Посторонние мысли угасли. Она заснула.

Но эстафету приняло подсознание, начав перетасовывать огромную картотеку памяти.

Имена. Даты. Места. Факты. Все смешивалось и сопоставлялось.

Показания.

Заключения экспертизы.

Крики. Выстрелы. Кровь. Животный страх.

Ледяной ветер, отрывающий ставни, чтобы проникнуть внутрь.

Тепло постели. Испарина.

Прожекторы по всему городу, словно множество глаз, высматривающих Герта Брюссена.

Фотография убийцы, мужчины с неприметным лицом, и его глаза, внезапно загоревшиеся красным огнем. Взгляд демона.

Взгляд дьявола.

Фотография корежится, желтеет, снизу ее пожирает пламя.

Людивина проснулась, как от резкого толчка, вся в поту, во влажных простынях.

За окном упорно и зловеще выла метель.

Сеньон уже не храпел.

Она спала самую малость.

В уголке сознания маячила какая-то фраза, остаток ночных мыслей, готовых вот-вот растаять. Людивина попыталась ухватить ее, пока не поздно.

Она резко села в постели.

Это были слова Маркуса Локара. Я всегда знал, что после смерти Ферри Брюссен пойдет вразнос, превратится в дикого хищника.

Откуда он знал, что Ферри мертв? Как он узнал, если ему еще никто не сказал?

Людивина дрожала.

Она не могла понять,