Пепел Майка в водонепроницаемом мешочке на шнурке у меня на шее. Я ношу его у сердца с тех пор, как приехал в Куско. В рюкзаке у меня за спиной лежит коробочка, которую мне дала Мэнди и которую я должен здесь открыть.

Мне удалось уйти от тех нескольких человек, которые тоже свернули налево, и я оказался на вершине. Я впервые бросаю взгляд на выложенные из камня стены и задаюсь вопросом, смогу ли отсюда рассмотреть расстилающиеся подо мной руины. Я не уверен в этом, потому что сейчас нахожусь над пеленой низких облаков, которые закрыли мне обзор и восход солнца. Стена, рядом с которой я нахожусь, исчезает в тумане недалеко от меня. Я иду по тропинке и подхожу к крутым ступеням, высеченным в камне горного склона. Изношенные непогодой и тревожно скользкие, они зловеще спускаются в облачную завесу. Вокруг меня утренняя тишина. Время от времени сквозь мрак доносится чей-то голос, но рядом никого нет. Может быть, надо спуститься по ступенькам.

Я начинаю осторожный спуск. Один шаг, теперь другой, кажется, что я растворяюсь в тумане. На мне старые походные ботинки Майка, за спиной рюкзак, и вскоре я понимаю, что дальше спускаться по ступенькам слишком рискованно. Я понятия не имею, что скрывает тонкая белизна, прилипшая к горному склону. Может, там ничего опасного нет. А может, скала в несколько тысяч футов высотой. Шаг за шагом я боком спускаюсь на поросший травой выступ. Его ширина примерно два метра, и он огибает холм вокруг. Я вижу, что на небольшом расстоянии справа от меня он переходит в заросший травой склон, который идеально мне подойдет.

Теперь я нахожусь в облаке. Смотрю вниз – ступени исчезают в небытии. Я нервно пробираюсь по заросшей тропинке, даже приблизительно не представляя, что находится подо мной. Тропинка ровная, так что я уверен, что не оступлюсь, но насколько она прочная? Наряду со страхом, что тропинка заведет меня в пропасть, я испытываю эмоциональный подъем при мысли, что сейчас сделаю то, для чего приехал. Это конец. Даже не знаю, смогу ли я.

Я смог. Сажусь. Чувствую, как в уголках глаз набегают слезы. Достаю коробочку Мэнди, снимаю шнурок с миниатюрным гробиком с прахом Майка, и кладу их на камень перед собой. В окутанной туманом абсолютной тишине этого перуанского горного склона мой разум – это какофония сбивчивых голосов. В этом месте все идеально. Конечно, это именно то, чего хотел бы Майк. И все же меня одолевают те же сомнения, которые мучали меня последние несколько дней. Как бы сильно Майк этого ни хотел, но мне очень трудно заставить себя развеять его прах. Может, это и идеальное место, окутанное туманом и тайной, на вершине мира, но есть что-то неправильное в том, чтобы сделать это здесь и сейчас. То, что я здесь один, кажется неправильным. Я не чувствую себя достойным провести эту церемонию в одиночку. Мне хочется разделить это прощание с другими. С теми, кто любил Майка. Кого он любил. Здесь должен был быть Эдан. И папа, и Лаура. И Мэнди, хотя она не летает на самолетах, так что ее можно вычеркнуть. Но Стори мог бы быть здесь. Лучший друг Майка Али мог бы быть здесь. Не я один.

Мои глаза наполняются слезами, осознание того, что я собираюсь сделать, давит. Не только из-за того, что я один в такой момент, на самом деле, я просто не чувствую себя готовым окончить это путешествие. Я не хочу, чтобы оно кончилось. Мне нужна помощь, поддержка. И (на миг удивившись тому, что телефон здесь прекрасно ловит) я звоню Мэнди.

«Просто развей прах, Ройд, – говорит она, выслушав сбивчивые бормотания о моих душевных терзаниях. – Это то, чего хотел Майк. Просто развей его прах. Ты же не хочешь сказать, что проделал весь этот путь до Мачу-Пикчу впустую?»

Я вешаю трубку, в голове сумятица. Звоню папе.

«Просто сделай то, что тебе кажется правильным, сын», – его мягкий, сильный и добрый голос укутывает меня как одеяло, успокаивает.

Он прав. Это я должен решить. Я звоню Эдану, Стори, Лауре и Али. Не чтобы посоветоваться. Я хочу, чтобы их голоса были со мной, с Майком. Это может помочь мне понять, что делать.

Но не помогает.

Я сижу.

Но нельзя же просто сидеть здесь целую вечность, так что я достаю и открываю коробочку, которую мне дала Мэнди. Первое, что я вижу, – Майк. Смотрит прямо на меня. Это его паспортная фотография. Мэнди всегда носит ее с собой.

И теперь он смотрит прямо на меня, в мои покрасневшие, полные слез глаза.

Я не выдерживаю, и теперь слезы льются рекой. Это прекрасно. Майк смотрит на меня сияющими глазами, а уголки его губ приподняты в дерзкой улыбке (вероятно, совершенно неуместной для фотографии на паспорт). И это тоже очень больно. Я здесь ради тебя, Майк. Я это сделал. Я на Мачу-Пикчу. Ты на Мачу-Пикчу. Я некоторое время смотрю ему в глаза, чувствую, что он здесь. Я не стыжусь слез и не прячу боль.

Наконец я заставляю себя открыть коробку. Внутри браслет Майка «Стусси». Майк годами одержимо собирал бусины со всех уголков мира, облазил в поисках весь интернет. Какие-то бусины ему раздобыл папа. Какие-то – Мэнди. И он собрал браслет из бусин, на каждой из которых была выгравирована мотивирующая надпись. Там были такие слова, как «любовь», «жизнь», «память».

Я с трудом читаю их сквозь слезы. И понимаю, что я решил. Я смотрю вверх, в тихую пустоту клубящегося облака на склоне горы, и рационализирую свое решение. Неизвестно, какой отсюда открывается вид. Насколько я знаю, на склоне горы по ту сторону долины есть «Макдоналдс». И Майку не нужно смотреть на это каждый день. И в любом случае, я не позволю на меня давить, заставляя сделать это ради документального фильма.

Я не развею его прах.

Не могу. И не хочу. Я хочу приехать сюда с Эданом, когда он станет постарше. И со Стори. Я хочу должным образом разделить этот момент последнего прощания с Майком. Хочу, чтобы другие, те, кто его любил, тоже попрощались, совершили это путешествие и своими глазами увидели, где упокоится частичка Майка.

Я не развею его прах.

Вот и все. И я чувствую, как гора упала с моих плеч, когда я принял это решение.

Я еще час сижу там, упиваясь тишиной и одиночеством. Утреннее солнце выползает из-за горных вершин, и туман развеивается. Облако расступается,