Каролла тихо и быстро заговорил с уборщиком:

– Мне нужно передавать сообщения на волю и получать с воли. Назовите свою цену.

Размашистое движение шваброй – и ботинки Кароллы намокли. Уборщик даже не поднял головы, продолжая свою работу. Тогда Каролла вырвал у него из рук швабру, а его самого толкнул так, что тот ударился о стену. Но уборщик не испугался. Он с презрением посмотрел в перекошенное от злости лицо Кароллы и твердо ответил:

– Синьор Каролла, по мне, уж лучше чистить сортиры, чем помогать человеку, который торгует на улицах смертью и предлагает свое зелье ребятишкам, которые еще и школу не окончили. Чтоб вам гореть в аду!

Каролла взорвался:

– Ах ты мать твою… никто не смеет так разговаривать со мной, слышишь, никто! – Он бесцеремонно вышел из камеры, продолжая кричать, уже ни к кому не обращаясь: – Я хочу знать его имя, мне нужно его имя…

На прогулке Каролла стал спрашивать у всех, как зовут уборщика, который заходил к нему в камеру. Оказалось, что Фрэнк Палузо является владельцем небольшой компании, убирающей всю тюрьму. Каролла был далеко не единственным заключенным, пытавшимся передавать сообщения на волю, но все два года, что Палузо работал по контракту в здании суда и тюрьме Унигаро, он решительно отказывался от взяток. Услышав это, Каролла только фыркнул и пробурчал, что все имеет свою цену. Он не сомневался: упрямец будет выполнять его поручения.

На следующий день Кароллу навестил Данте. Он застал босса в ужасном настроении, гнев чередовался у Кароллы с глубокой депрессией. Каролла потребовал, чтобы Данте предпринял что-нибудь по поводу тюремного уборщика, упрямец ему очень нужен. Ему необходимо более свободно общаться со своими людьми по ту сторону тюремного забора и обмениваться с ними информацией, а через адвокатов этого не сделаешь. Любого посетителя тщательно обыскивают как на входе, так и на выходе, поэтому тот же Данте, например, не может передавать сообщения. Но Данте возразил, что Фрэнк Палузо известен своей неподкупностью.

Каролла вскипел:

– Мне плевать, что он неподкупен! У него ведь есть семья? Жена, дети? Так припугните его, если ему не нравятся мои деньги, сделайте так, чтобы он с перепугу готов был выполнить все, что я захочу…

Младший сын Фрэнка Палузо, девятилетний Жуан, был застрелен средь бела дня возле собственного дома. К дому подъехала машина, сидевший за рулем мужчина окликнул мальчика и, когда тот подошел, в упор расстрелял его. Мальчик скончался на месте. Поднялся большой шум, об убийстве мальчика кричали заголовки всех газет, и не только в Палермо. Данте был в ужасе. Когда один из адвокатов Кароллы позвонил и сказал, что его клиент желает его видеть, он буквально затрясся от страха. Доктор Уллиано спросил, слышал ли Данте о безжалостном убийстве мальчика. Данте ответил, что слышал, и выразил соболезнования по этому поводу, но не добавил ничего, что могло бы бросить подозрения на Кароллу или на него самого.

Когда Данте вошел, Каролла жевал незажженную сигару, время от времени его голова нервно подергивалась.

– Я принес вам печенье.

– И что, мне полагается тебя благодарить? Мать твою, сукин сын, да ты совсем спятил! Какого хрена ты там вытворяешь? Кто дал тебе приказ убивать ребенка? С этих пор я вообще не могу носа высунуть из этой сраной клетки, потому что они считают, будто во всем виноват я! И теперь во время уборки в камере дежурят охранники, аж три зараз! Мой единственный шанс послать что-то на волю полетел псу под хвост!

Каролла в упор посмотрел на Данте. Тот поежился под его взглядом и натужно сглотнул, пытаясь унять дрожь в руках.

– Ты нанял наемного убийцу? Скажи мне имя этого подонка! Я не дам судейским крысам повесить это дело на меня. А если меня все-таки обвинят, клянусь богом, я позабочусь, чтобы и ты не отвертелся. Можешь не сомневаться, ты окажешься в дерьме по самые уши!

Данте покрылся липким потом. Каролла стукнул телефонной трубкой по разделяющей их перегородке.

– Говори, кто этот гад?

Руки Данте стали такими мокрыми, что телефонная трубка едва не выскользнула. Заикаясь, он пробормотал:

– Он сказал, что знает, что нужно делать, и сам обо всем позаботится.

– Кто он?

Голос Данте понизился до шепота:

– Твой сын Лука.

Каролла вытаращил глаза и дернулся, судорожно ловя ртом воздух. В это время прозвенел звонок, означающий, что время посещения истекло. Каролла быстро затараторил в трубку, приказывая Данте вывезти Луку из страны, отослать его обратно в Штаты, но любой ценой не дать ему угодить в тюрьму. Никто не должен связать одно с другим, никто не должен узнать…

Но конца фразы Данте не услышал, так как телефон уже отключили. Он только видел, как губы Кароллы беззвучно шевелятся за стеклянной перегородкой.

Константино Лучано вел машину, София сидела на переднем сиденье и смотрела на мужа. Она знала, что, как только они перевалят через гребень холма, впереди покажутся строения виллы «Ривера». Она также знала, что скоро Константино объявит сыновьям, что они дома. Ее всегда немного раздражало, что Константино называл отцовскую виллу домом, хотя они последние восемь лет жили в Риме, где у них была прекрасная собственная квартира. Однако она не высказывала своего раздражения вслух.

Константино остановил машину. Отсюда, с гребня холма, был виден полосатый тент шатров, уже возведенных к предстоящей свадьбе.

– Что-нибудь не так? – спросила София, чувствуя, что муж чем-то встревожен.

– Смотри, вон там, на крыше и возле ворот, какие-то люди. Может, это рабочие?

София посмотрела вниз, ладонью прикрыв глаза от солнца.

– Чтобы подготовиться к свадьбе, понадобится много рабочих, садовников, официантов и еще бог знает кого. Ты же знаешь, мама делает все по высшему разряду. А те, которые наверху, наверное, заканчивают натягивать шатры.

Грациелла Лучано уже ждала на веранде. Ее седые волосы были уложены в аккуратный узел на затылке, и выглядела она, как всегда, безупречно.

Охранники открыли тяжелые ворота из кованой решетки высотой в пятнадцать футов. Когда машина Константино въехала на подъездную аллею и двинулась к дому, Грациелла приветливо помахала рукой, одновременно успевая отдать распоряжение флористу, чтобы тот раздвинул цветочные композиции чуть дальше друг от друга, и напомнить ему, что к пяти часам все должно быть готово.

Машина остановилась, первыми из нее выскочили мальчики и бросились к бабушке. Лицо Грациеллы расплылось в улыбке, взгляд потеплел, она обняла внуков, и в голубых глазах блеснули слезы. Затем Грациелла взяла под руку сына и ласково улыбнулась невестке. София послала ей воздушный поцелуй и велела горничной позаботиться о подвенечном платье, которое, чтобы не испачкать в дороге, завернули в простыни.