Евреям приходилось считаться с этим консерватиз­мом окружающей среды. Они имели еще свое общинное самоуправ­ление, и, если б в эту область направилась их общественная энергия, кагальная автономия возродилась бы, несмотря на все ограничения со стороны правительства. Но такому возрождению мешала другая причина — тот глубокий раскол внутри общин, который был выз­ван ростом хасидизма во второй половине XVIII века и завершен к началу XIX века.

§ 51. Хасидский раскол и вмешательство правительства

Время разделов Польши было временем раскола в польском еврействе. Внешнему разделу сопутствовал внутренний, политичес­кому — духовный. Тело польского еврейства было разделено между Россией, Австрией и Пруссией, душа его — между раввинизмом и хасидизмом. Было даже знаменательное совпадение в датах: первое выступление виленского раввината, провозгласившего херем Илии Гаона против хасидов, чем положено было начало открытому рели­гиозному расколу, произошло в год первого раздела Польши (1772), а последнее решительное выступление того же раввината завершило раскол в год, следовавший за третьим разделом Польши (1796). Меж­ду этими двумя датами лежит полоса побед хасидизма. Юго-запад­ный край (Волынь, Киевщина, Подолия) почти сплошь завоеван ха­сидами: за исключением некоторых городов, они преобладают в об­щинах, их богослужебный ритуал входит в употребление в синаго­гах, их властители душ, цадики, покоряют себе официальное раввин­ское духовенство. В северо-западном крае хасидизм успел за указан­ный промежуток утвердиться в Белоруссии, которая двадцать лет (1772—1792) одна находилась под русскою властью и была полити­чески отрезана от остальной, еще не разделенной Польши. Здесь ок­реп значительный хасидский центр, во главе которого стоял рабби Шнеер-Залман, или Шнеерсон из Лиозны, но не было еще сплош­ных хасидских общин; в большинстве городов общины состояли из обоих элементов: хасидов и их противников-раввинистов, названных «миснагидами», с преобладанием то одной, то другой партии, — что служило причиной нескончаемых раздоров в кагалах и синагогах. Только в Литве, твердыне раввинизма, хасидизм не пустил глубоких корней. Здесь в некоторых местах (Пинск, Минск, Вильно и др.) юти­лись небольшие группы хасидов, имевшие свои скромные молельни в частных квартирах («минианы») и часто вынужденные таиться от взоров кагальных властей, которые преследовали сектантов. В 1794 г. минский кагал закрыл молельню хасидов. В Вильне, резиденции Илии Гаона, начальника антихасидской армии, хасиды представляли собою нелегальную организацию. Только в предместье Пинска, Кардине, им удалось создать прочное гнездо с особыми синагога­ми и цадиками. Первый из этих цадиков, Арон «Великий» (га’гадол), умер молодым в 1772 г., а его преемник Соломон Карлинский был убит в 1792 г., во время бесчинств польских конфедератских войск в Минском воеводстве. Отсюда шла пропаганда по всей Литве, где поэтому хасидов обыкновенно называли «карлинерами».

Угнетенные литовские хасиды воспрянули духом после тре­тьего раздела Польши, когда Литва воссоединилась с соседней Бело­руссией, где к тому времени упрочились хасидские общины под гла­венством рабби Залмана. Пропаганда хасидизма усилилась. Для ус­пеха пропаганды пущен был слух, будто прежний гонитель хасидов Илия Гаон раскаялся во всем, содеянном им против секты, так что прежнее отлучение с нее снято. Когда об этой проделке узнали в Вильне, возмущенные «миснагиды» побудили престарелого Гаона обна­родовать послание, в котором было подтверждено, что отношение к «еретикам» остается неизменным и все прежние «херемы» против них сохраняют силу (май 1796 г.). С этим посланием были отправлены из Вильны во многие города двое уполномоченных для агитации про­тив хасидов. Через некоторое время последовало новое энергичное воззвание Гаона, обращенное к губернским кагалам Литвы, Бело­руссии, Волыни и Подолии. «Вы, горы Израиля, — взывал старец-ревнитель, — духовные пастыри каждой губернии, светские вожди каждой губернии; вы, предводители губернских кагалов Могилева, Полоцка, Житомира, Винницы, Каменца-Подольского, — в ваших руках есть молот, которым вы можете сокрушить злоумышленников, противников света, врагов народа. Горе этим людям! Они нарушают законы, искажают наше учение и сочиняют новый завет, строят коз­ни в доме Божием, толкуют превратно законы веры. Нужно отомстить за учение Божие, нужно всенародно наказать этих безумцев, для их же исправления. Пусть никто не сжалится над ними и не приютит их!.. Облекитесь рвением во имя Бога!»

Бросая эти страстные вызовы на борьбу с хасидами, старый рыцарь раввинизма был глубоко убежден, что «новая секта», насчи­тывавшая своих адептов уже сотнями тысяч, ведет и религию и на­цию к гибели, ибо раскалывает стан израильской внутри в такое вре­мя, когда он раздробляется извне политическими переворотами. Пу­гал его и разросшийся культ цадиков-чудотворцев, грозивший чис­тоте верований иудаизма. Гнев Гаона был в особенности возбужден появившейся в том же 1796 году книгой главы северных хасидов раб­би Залмана («Тания»), где ярко представлена та мистико-пантеисти­ческая система хасидизма, в которой ревнители раввинизма усмат­ривали богохульство и ересь. В воззвании Гаона были намеки на эту книгу, и автор ее болезненно почувствовал направленный против него удар. Залман откликнулся ответным посланием, где доказывал, что виленский патриарх введен в заблуждение относительно истинной сущности хасидизма, и предлагал противнику устный или письмен­ный диспут по этому вопросу, дабы выяснить истину и «водворить мир во Израиле». Но суровый Гаон отказался спорить с «еретиком». Виленское послание между тем распространялось и во многих общинах вызывало резкие столкновения между миснагидами и хасидами, причем первые обыкновенно были нападающею стороною.

Доведенный преследованиями до крайнего раздражения, кружок хасидов в Вильне позволил себе бестактную выходку. Когда, через год после обнародования своего последнего циркуляра, престарелый Илия Гаон умер (осенью 1797 г.), и вся виленская община облеклась в траур, местный хасидский кружок собрался в одном доме и устроил там веселую попойку по случаю избавления секты от ее гонителя. Эта безобразная демонстрация, совершенная в день похорон Гаона, вызвала взрыв негодования в виленской общине. Вожди ее еще на кладбище, над гробом покойника, поклялись отомстить хасидам. На другой день состоялось заседание кагальных старшин, в котором был намечен ряд репрессий против хасидов. Наряду с мерами, подлежавшими оглашению, как, например, объявление нового «херема» против сектантов, были приняты решения негласные. Особой комиссии из пяти членов кагала были выданы самые широкие полномочия по делу борьбы с ересью; из намеченных способов борьбы, как показали дальнейшие события, не исключались и доносы русскому правительству на главарей секты.

Скоро совершилось позорное дело. К генерал-прокурору Лопухину в Петербурге поступил донос «о вредных для государства поступках начальника Каролинской (хасидской) секты Залмана Боруховича» в Белоруссии и его сообщников в Литве. Ранней осенью 1798 г. местные губернские власти получили от генерал-прокурора царское повеление: арестовать в местечке Лиозне главаря секты, Залмана, и двадцать двух его «сообщников» в разных местах. Залман был экстренно отправлен, «под крепким караулом», для допроса в Петербург, а прочие содержались под стражею