Губы Черкасоффа изогнулись под усами в снисходительной и поощрительной улыбке.

—.. и приглашаю позавтракать с моими друзьями чем Бог послал.

Мадлен, с черными кругами вокруг глаз от бессонницы, запахиваясь в халат, попятилась от двери. Барон, наступая, сделал шаг к ней, успокаивая, нежно взял ее за руку, поглаживая.

— Я не знаю ваших друзей.

— Узнаете. Одного из них вы наверняка знаете. Его общество вряд ли будет вам неприятно. Другие… что ж, мы познакомимся походя, они будут от вас в восторге, я уверен.

— А я от них?..

— Это зависит от вас. Вы же, насколько я чувствую вас… не осмелюсь сказать — знаю… человек без предубеждений. И без предрассудков.

— Более того, барон. — Мадлен тряхнула золотыми кудрями. — Я человек без стеснения и без воспитания. Хоть я и выросла в Воспитательном Доме. Поэтому мне море по колено. Везите меня куда хотите. Я развалюсь среди ваших яств и скатертей и буду спокойно спать. Я хочу спать! Вы что, не понимаете этого! Если вы так будете меня… пошел тогда этот Дом, и все эти дьявольские живые портреты на стенах… и камин… и эти платья… и шубы… и люстры…

— Я именно хочу, дорогая, чтобы вы как следует отдохнули. Я забочусь о здоровье моих обожаемых…

—.. наемников.

— Друзей, Мадлен, друзей! Я всего лишь ваш опекун, занимающийся вашим житьем-бытьем. Воспринимайте меня так. Вы идеально записали все, о чем болтал вам наш толстый…

— Не напоминайте мне о нем.

Ее передернуло.

Барон открыл платяной шкаф, вынул оттуда платья, шубы. Выбрал короткое, выше колен, платье с вышитой на груди летящей птицей, короткий рыжий полушубок из лисьих шкур.

— Нынче тепло. В Пари оттепель. Пахнет весной. На пригорках в Булонском лесу уже зеленеет первая травка. Зима кончается, Мадлен. Вы видите, какое Солнце?

Он кивнул на окно. Утро разгоралось. Гостиная была залита яблочными, анисовыми, розово-медовыми лучами. Глаза инфанты на портрете весело горели.

Мадлен со вздохом взяла из рук барона одежду.

— Подождите меня. Я переоденусь быстро.

— Вот это уже отличный разговор.

Она выкатилась за дверь, ринулась в ванную комнату. Зеркала до потолка, зекральные стены и полы в бассейне отразили ее бледное — ни кровинки — лицо с впалыми щеками. Предупредить Князя. Увидеть Князя. Ее везут на дурацкий завтрак в Булонский лес. Корзины с яствами, мужики, сальные шуточки, звон надоевших бокалов. Зачем это все ей? Это ее жизнь. Это не ее жизнь!

«Это не моя жизнь!» — хотела она заорать во всю мочь, раздув легкие, на весь Дом.

Смолчала. Остервенело стянула халат. Влезла в платье, как в хомут. Еле попала дрожащими руками в рукава шубы.

Будьте вы прокляты. Вы, кто пьет мою кровь. Вы не знаете, что я — это не я. Князь знает, кто я. Он молчит. Он увезет меня в Рус. Домой. Домой — с Чужбины. Мы уедем на перекладных. Мы будем останавливать машины. Ползти под выстрелами. Тащиться пешком. Разбивать ноги об острые камни. Семь железных сапог. Семь каменных башмаков. Мы дойдем. Добредем. Доползем. Как-нибудь. Мы выдюжим. Мы сильные.

— Мадлен! — Голос барона звучал насмешливо и сердито. — Вы что, решили искупаться перед дорогой?.. Вы не принимали душ у толстяка?..

Иду, владыка. Не понукай. Рабы иной раз бунтуют. Цари делают ошибки.

Все властители всегда думают, что их слуги им принадлежат всецело.

Это безумие — думать так. За такие мысли платят головой.

— Едем!

Она ворвалась в гостиную, умытая, надушенная, благоухающая, свежая, улыбающаяся ослепительно. Будто не было бессонной дикой ночи; поездок; дорог; чужих постелей; записей наспех в тетради, при тусклой свечке, вслепую, наощупь; слез; сдавленных рыданий; инфанты, чуть не ожившей на картине, смертельно напугавшей ее.

Перед бароном стояла блестящая красавица, улыбка ее торжествовала, лицо румянилось, золотые вьющиеся пряди весело разбросались по щекам и шее, закручивались в кольца, поднимались надо лбом сверкающей короной, небесные глаза смеялись и искрились, и снопы света летели из синих райков во все стороны, обжигая невзначай барона, будя в нем кавалера, аматера, мужчину.

— Змея, — прошептал он, восхищенный. — На вас не жалко и состояния! Сегодня вы будете довольны обществом. Это те люди, знакомство с которыми вам не помешает в Пари. Кроме всего прочего…

— Чего?

Ее вопрос прозвучал как удар хлыста.

Черкасофф поморщился, повел плечами.

—.. я хочу, чтобы вы сделали в Пари карьеру. Делать карьеру в Эроп — первое дело. Ради карьеры можно поступиться чем угодно. Друзья предают друзей. Сын убивает родную мать. Люди во имя карьеры идут по головам, по трупам. А вы… никого не убиваете. Не предаете. Вы работаете на меня. Всего лишь. Но у вас, Мадлен, может быть и своя жизнь. Не зависящая от меня. Я не купил вас с потрохами. Вы мне просто симпатичны.

— Врите больше. Просто я отменная приманка. Блесна высшего качества. Рыба прет недуром. Тунцы, угри… вы и жалкой селедкой не погнушаетесь. Я вас тоже чувствую.

— Ну, пусть так. Оставьте ваши вздорные мысли. Будем отдыхать и веселиться. Глядите, сегодня настоящая весна!

В Булонском лесу припекало. Трава лезла из земли стрелками, на глазах покрывала зелеными ковриками пригорки и проталины. Барон притормозил около славной лужайки, где грязь уже подсохла в лучах февральского Солнца и живой травяной настил пушился и зазывно зеленел, маня отдохнуть, лечь лицом к небу, закрыть глаза и отдаться шепоту ветра, шевелению травинок, мечтам. На лужайке уже сидели люди. Мужчины в черных смокингах, в цилиндрах. В белых лайковых перчатках. На траве лежали их трости, стояли корзины с провизией. Из сплетенных из краснотала, лозняка, тонких ивовых ветвей, вместительных корзин высовывались серебряные, обернутые фольгой, горлышки бутылок с шампанским, жареные утиные и индюшачьи ляжки, мохнатые колючие хвосты ананасов, облитые красным воском головки сыру. Мужчины вожделенно глядели на спящий в корзинах завтрак. Мадлен и барон выпрыгнули из авто, обдали огнем улыбок почтеннейшее общество. Золото волос Мадлен нещадно трепал ветер. Она глядела на мужчин вокруг корзин с яствами и не видела их. Она ослепла от Солнца.

— Приветствуем, господа! — Барон защитился рукой от Солнца. — Все в сборе?.. Мы чуть опоздали…

— Нет, нисколько, — мужчина во фраке, в белой атласной «бабочке», галантно наклонился над высокомерно протянутой рукой Мадлен. — Мы не ожидали, что вы привезете с собой солнечную герцогиню. Мадам?..

— Мадлен, — слепя склонившегося в поклоне жемчугами зубов, процедила Мадлен. — И не герцогиня, а просто…

—.. просто моя подруга. Знакомьтесь, Мадлен. Герцог Орлеанский. Венсан, зовут его друзья. Герцог д, Эсте… вон тот, в котелке. Он смотрит на вас как на Афродиту. Он близок к истине. Вас будут ваять лучшие скульпторы Пари. Дайте срок. Граф Анжуйский! Знакомить вас нет нужды!