Выбор у московских бояр был не велик. Они могли договариваться либо с гетманом Станиславом Жолкевским о призвании на русский престол королевича Владислава, либо с гетманом Яном Сапегой о «царе Дмитрии». Только за двумя этими кандидатурами была в тот момент сила, зримо представленная войском, стоявшим под Москвой. Из двух зол приходилось выбирать меньшее. Никто не хотел «изменять родине». Но границы внутренней междоусобицы были очерчены вполне ясно.

В Московском государстве столкнулись интересы богатых и бедных, тех, у кого была власть правительства, и тех, у кого была сила толпы. О существовавшем в то время выборе хорошее представление дает фраза, сохраненная современником: «Лучше королевичу служить, чем от своих холопов побитым быти». Бояре на начавшихся переговорах с гетманом говорили, «что когда они будут иметь государем королевича Владислава, то им возвратятся золотые времена». Вопрос о крещении королевича в православную веру казался им тогда легко преодолимым, «несущественным недоразумением». Напротив, «царю Дмитрию», демонстрировавшему независимость от иноземцев, явно симпатизировал московский плебс. Но время для нового восстания против поляков и литовцев еще не пришло.

Как уже говорилось, «царица» Марина Мнишек тоже перебралась из Калуги поближе к столице. По-видимому, ей казалось, что судьба дает еще один шанс и возможность триумфально въехать в Москву. Но этого не произошло, несмотря на то, что «царик» был готов в тот момент договариваться с кем угодно и обещать что угодно. 23 июля (2 августа), согласно записи в «Дневнике Яна Сапеги», было созвано «коло генеральное», на котором были избраны послы, чтобы известить короля Сигизмунда III о готовности «царя» к «дружбе» и «союзу» [381]. 24 июля (3 августа) послы от войска уже отправились в королевские обозы. Они везли с собой лист с беспрецедентными предложениями Лжедмитрия II. В этот момент он был готов поступиться всем. Только в обмен на то, что король Сигизмунд III не будет препятствовать сдаче «царю» столицы, самозванец обещал заплатить огромную контрибуцию: «в течение 10 лет давать ежегодно в казну Речи Посполитой 300 000 рублей, королю на стол 10 000». Кроме того, «царь Дмитрий» «обещает заключить с ним (с королем. – В. К.) вечный мир, снесшись с королем уничтожить татар, обещает на свои средства добыть снова и передать королю Швецию и против всякого неприятеля Польского королевства и Великого княжества Литовского давать помощь» [382]. Чтобы сохранить лицо, Лжедмитрий II попытался поставить и свои «условия» королю: о необходимости взаимной помощи, решении судьбы Северской земли путем переговоров сенаторов и думных бояр. Он спешил присягнуть на своих обещаниях – так нужно было «царю Дмитрию», чтобы король не мешал его планам захвата Москвы.

Главная надежда самозванца была на действия его войска под Москвой. Пока гетман Станислав Жолкевский проводил время в «поле» с московскими боярами на переговорах относительно условий призвания королевича Владислава, «царь Дмитрий» силой пытался добыть столицу. В лагере под Смоленском было известно о частых стычках «между войском самозванца и жителями города». 1 (11) августа в одном из таких боев под Симоновым монастырем ранили гетмана самозванца Яна Сапегу. Тогда «царь Дмитрий» на следующий день 2 (12) августа предпринял попытку решительного штурма столицы. О планах самозванца мы узнаем от служившего у него в войске полковника Иосифа Будило: «Царь, желая ворваться в Москву или зажечь ее, разделил войско на две части, и с одной частью, в которой были и русские, пошел в тыл русским, бывшим в Москве, и стал обходить Москву на далеком расстоянии до Троицкой дороги, чтобы в Москве не заметили его движения». Полку Иосифа Будило была поставлена задача подойти к Серпуховским воротам и поднять там тревогу, «чтобы тем легче можно сделать приступ тому войску, которое было с царем». Но операция не удалась до конца, так как «царик» со своей частью войска не успел завершить маневр под покровом ночи, а подошел к городским стенам, «когда уже совсем рассвело» [383]. Самозванец успел зажечь посад, но неожиданно исполнению его замыслов воспрепятствовали приехавшие из войска гетмана Станислава Жолкевского отряды под командой воеводы Ивана Михайловича Салтыкова (сына того самого боярина Михаила Глебовича Салтыкова, который был в первом посольстве от русских тушинцев к королю Сигизмунду III).

Неожиданный маневр, предпринятый на свой страх и риск воеводой Иваном Салтыковым, лишил «царя Дмитрия» почти состоявшейся победы. Этот маневр оказался очень на руку гетману Станиславу Жолкевскому. И в Москве, и в войске «царика» были уверены, что все совершилось по гетманскому приказу. Королю Сигизмунду III доносили, что московские бояре «были этим весьма довольны и торжественно благодарили гетмана за помощь, и он этим снискал великую расположенность к королю и бояр, и простого народа». Гетману оставалось не разубеждать тех, кто изливал ему свою горячую благодарность. Иначе повели себя обиженные сторонники самозванца, снова пославшие к Станиславу Жолкевскому своих послов. Инструкция послам выражала скорее недоумение «войска его величества царя», чем резкое недовольство. Польские наемники «царя Дмитрия» продолжали настаивать на том, что они воюют здесь за славу короля и Речи Посполитой. В качестве аргументов в «полезности» своих действий они предъявляли «разрушение довольно сильных и вооруженных крепостей и городков», а также победы над татарами («уничтожен также довольно быстрый и осторожный неприятель – татары»). Посылка же гетманом «против нас, на помощь Москве, Салтыкова с русскими» подрывала доверие войска к «расположенности» Станислава Жолкевского. Вспомнили послы и о Марине Мнишек: «Мы не можем бросить царя и царицу и отойти от них, разве они сами дозволят нам это» [384]. Однако все это было не более чем риторическим оборотом. Из дальнейшего текста инструкции послам становится понятно, что войско заботило только одно: чтобы при любом исходе событий, независимо от того, кому бояре отдадут столицу, гетман письменно подтвердил, что признает их заслуги. Коронного гетмана Станислава Жолкевского просили впредь согласовывать свои действия с гетманом Яном Сапегой.

Отвечая «царскому войску», Станислав Жолкевский полностью признал заслуги воинства, отказался от того, что помогал «москве», когда «царское войско» подступало к столице, более того, извинился за действия Ивана Салтыкова и даже заявил о том, что в другое время готов был бы наказать его. Ответ гетмана был составлен умно и дипломатично, потому что в нем больше говорилось о будущих, чем о текущих делах: «Слава войска не мало зависит также от положения дел царя». Гетман отвечал на те вопросы, ответы на которые от него больше всего ждали. Но это был не конкретный план действий, а скорее демонстрация намерений, в зависимости от того, что решат бояре (как будто они в этот момент ни о чем не договаривались с гетманом Жолкевским): «Если бы столица вскоре сдалась королевскому величеству, то король даст обеспечение его царскому величеству, а если столица сдастся царю, то гетман полагает, что король удовольствуется условиями, посланными к нему царем» [385]. В последней фразе речь шла об обещании «царика» завоевывать Швецию для Сигизмунда III.