Среди «литовских людей» были и бывшие тушинцы из полка Александра Зборовского, пришедшие к гетману незадолго до клушинской битвы, когда их, по выражению Самуила Маскевича, «больше не просили». Шведские наемники сдались (наемникам легче сдаваться, чем тем, кто воюет на своей земле), но гетман Станислав Жолкевский поступил мудро и сделал все, чтобы превратить врагов в друзей. Он отдал «немцам», не получившим жалованья, захваченные московские обозы. Некоторые из наемников после этого перешли к нему на службу [363].

Московские бояре с остатками войска отошли к Можайску, а гетман стал приступать к Цареву Займищу. «Воеводы же ему говоряху, – писал автор «Нового летописца», – “поди под Москву, будет Москва ваша, а мы будем готови королевския”. Етман же им отказа: “Как де возму я вас, тогда и Москва будет за нами”» [364]. У сидевших в Цареве Займище воевод князя Федора Андреевича Елецкого и Григория Леонтьевича Валуева действительно не оставалось выхода. Они заключили договор с гетманом и перешли на королевскую сторону. Запись гетмана Станислава Жолкевского, выданная воеводам Царева Займища, повторяла февральские договоренности с королем Сигизмундом III тушинских бояр Михаила Глебовича Салтыкова с товарищами. Воеводам давалось обещание сохранять православную веру в обмен на поддержку ими королевича Владислава в качестве «правителя Российского государства». С калужским «Дмитрием» гетман Станислав Жолкевский не собирался церемониться: «А котори вор называетца царевичевым Дмитриевым имянем, и на того стояти и битися и промышляти над ним заодно; и которые городы за вором, и те городы очищати к Московскому государству» [365].

Еще до этих событий, 5(15) марта 1610 года, Сигизмунду III и королевичу Владиславу присягнули Зубцов и Ржева Владимирова, где сидели воеводы от Вора [366]. После победы гетмана под Клушином наступал черед и других городов, контролировавшихся сторонниками калужского самозванца. Дорога гетману Станиславу Жолкевскому на Москву была расчищена. Он двинулся к столице и 6 (16) июля остановился в Можайске, где ранее пытались отсидеться бояре царя Василия Шуйского, неудачники клушинской битвы.

«Царь Дмитрий» в разгар своего торга с «угорцами» получил «ведомость» из Москвы, что «противоположная сторона» во главе с «патриархом» (митрополитом Филаретом) и боярами выражала ему «большую доброжелательность». Начать заигрывать с бывшим Тушинским вором бояр, сидевших в столице, вынудили известия о поражениях правительственной армии. Для достижения главной цели – свержения царя Василия Шуйского – в тот момент казались хороши все средства. Но, действуя в горячке после ударов гетмана Жолкевского, те, кто обращался к Вору, не до конца понимали, чем они рискуют. То ли это были бывшие тушинцы во главе с «патриархом» Филаретом, то ли недовольная царствованием Василия Шуйского «партия» боярина князя Василия Васильевича Голицына, но всё, чего они достигли своим обращением, – так это укрепления самозванца.

«Царь Дмитрий» во главе угорского войска двинулся на столицу 30 июня (10 июля). Его армия состояла из полков гетмана Яна Сапеги и полковников Хрослинского, Януша Тышкевича и Иосифа Будило. Шляхтич Самуил Маскевич в своих записках писал о тех, кто собирался на реке Угре служить калужскому Вору: «Все сброд, шляхты мало, только была она в гусарских хоругвях, коих считалось также немного, а именно две хоругви самого пана Сапеги, хоругви Каминского, Будилы, Стравинского и Таляфуса. Зато казаков было без числа» [367]. Действительно, по подсчетам Иосифа Будило, на стороне «царя Дмитрия» выступили 1600 гусар, тысяча казаков и еще больше «пятигорцев».

В виду этого войска некоторые города, такие как Медынь, предпочли добровольно подчиниться и присягнуть самозванцу. По свидетельству «Дневника Яна Сапеги», это произошло 27 июня (7 июля) [368]. Но стремление возместить «заслуженное» не исчезало со сдачей городов на милость победителя. С действиями сапежинцев связана одна трагичная страница Смуты. 5 (15) июля они штурмом взяли Пафнутьев-Боровский монастырь, убили в соборной церкви воеводу князя Михаила Волконского, не пощадили ни игумена, ни монахов, ни жителей Боровска, укрывшихся в монастыре [369]. Мародеры, ограбившие раку Пафнутия Боровского и разорившие дотла монастырь, двинулись дальше, но молва об этом преступлении шла впереди них. Если у кого-то и были иллюзии относительно «исправившегося» калужского самозванца, переставшего подчиняться иноземцам, то теперь они исчезли. Наемники во главе с гетманом Яном Сапегой показали, что со времен тушинского террора ничего не изменилось. Разве что он стал еще более жестоким.

Между «царем Дмитрием» и войском гетмана Яна Сапеги не было согласия. Самозванец сделал слабую попытку уйти от обвинений в грабеже русских монастырей. 8 (18) июля Лжедмитрий II оставил свое войско, но на следующий день оно догнало его. В сапежинском войске происходили стремительные изменения. Побывав в деле, гусары и казаки снова вспомнили о старых долгах «царя Дмитрия» и 10 (20) июля 1610 года созвали войсковое собрание, чтобы обсудить, «как получить заслуженное». Им уже было хорошо известно о победах гетмана Станислава Жолкевского, поэтому сапежинцы опять предложили самозванцу начать договариваться с королем Сигизмундом III. План был составлен с солдатской прямолинейностью: «царик» бьет челом королю, король признает его вассалом и выделяет удел в Речи Посполитой. Если в Москве утверждается король Сигизмунд III, то войско получает свои деньги с доходов от удела «царика», если «москва» признает «царя Дмитрия», то он сумеет договориться с королем и расплатиться с сапежинцами. Что оставалось Лжедмитрию II? Он выдавал все новые и новые долговые обязательства и обещал вознаградить солдат сразу же по вступлении в Москву. В «Дневнике Яна Сапеги» записано, что 12 (22) июля гетман самозванческого войска отправил своих послов к гетману Станиславу Жолкевскому в Можайск. Они должны были договориться, чтобы королевские войска не «наступали» на те города, которые «вверили себя царю его милости» или были «взяты силою» [370].

Гетман Станислав Жолкевский простоял в Можайске две недели. Это время он использовал для того, чтобы договориться с противниками царя Василия Шуйского в столице («не спал в делах его величества короля и Речи Посполитой», по его собственному выражению). Царь Василий Шуйский прибег в это время к последнему средству, «назвав» в Московское государство татар крымского царевича Баты-Гирея, чтобы те помогли воевать с королем и «цариком». Крымских царевичей встретили с почетом в Серпуховском уезде русские бояре князь Иван Михайлович Воротынский, князь Борис Михайлович Лыков и Артемий Васильевич Измайлов. Угорское войско самозванца, свернувшее от Боровска на Серпуховскую и Коломенскую дороги, действительно имело несколько стычек с татарскими отрядами. Один из боев на реке Наре в Боровском уезде, как свидетельствовал автор «Нового летописца», едва не закончился разгромом таборов «царя Дмитрия»: «И бывшу бою тут великому, едва Вор усиде в табарех». Однако не в правилах крымцев было воевать за чужие интересы: «Царевичи же поидоша опять за Оку, а сказаша, что изнел их голод, стоять не мочно. Бояре же отоидоша к Москве, едва снаряд (артиллерию. – В. К.) увезоша от воровских людей» [371]. 16 (26) июля 1610 года войско «царя Дмитрия» снова подошло к столице и, по свидетельству Иосифа Будило, встало «в селе Коломенском» (это подтверждается и современными русскими грамотами) [372]. По сведениям же королевских секретарей, под Смоленском самозванец стоял «на Коломенской дороге» [373], что, конечно, далеко не то же самое. «Новый летописец» писал, что сторонники Вора «ста у Николы на Угреше», то есть в Николо-Угрешском монастыре. Здесь обосновалась с женщинами своей свиты и пришедшая из Калуги «царица» Марина Мнишек.