Это действительно я в том календаре. Я не хочу оставаться известной только узкому кругу, мне хочется существовать для многих людей, подобных мне самой. Хочется, чтобы мужчина пришел домой после тяжело отработанного долгого дня, посмотрел на эту фотографию — и ему захотелось бы воскликнуть: «Вот это да!»[211]

Мэрилин действительно сделала из себя «важнейшую новость дня», как сказал журналист Джо Хайамс. На обложке апрельского номера журнала «Лайф» отливал глянцем сделанный Филиппом Холсменом снимок Мэрилин. Актриса одета в белое, открывающее плечи платье, веки у нее полуопущены, а губы приоткрыты. Как обычно, она позировала возбужденной, едва ли не дрожа от характерного для нее сочетания невинного удивления и сексуальной готовности. Атмосферу интимности усугубляло место расположения Мэрилин, которую фотограф втиснул в угол между шкафом и дверями.

Холсмен, ранее уже снимавший Мэрилин для того же журнала «Лайф» в составе группы других молодых актрис, питавших большие и честолюбивые притязания, констатировал, что сейчас она вовсе не столь робка, как тогда, а интерьер ее жилища полон спортивным инвентарем для упражнений, многочисленными фотоснимками и серьезными книгами (Бернард Шоу, Джон Стейнбек, Генрик Ибсен, Оскар Уайльд, Эмиль Золя и русские писатели) и трактатами об искусстве (альбомы с произведениями Франсиско Гойи, Сандро Боттичелли и Леонардо да Винчи). Когда он фотографировал артистку, то заметил, что каждое ее движение и жест представляли собой сочетание сознательного и подсознательного обращения к людям — это присутствовало «в том, как она смеялась, в том, как она стояла в уголке и флиртовала с фотокамерой, и прежде всего в том, как она двигалась».

«Мэрилин Монро: объект голливудских сплетен» — так объявлялось журналом на обложке. Внутри номера был помещен небольшой отпечаток пресловутого снимка из календаря, а рядом — сделанная у нее в доме фотография, где Мэрилин (полностью одетая) мечтательно и с наслаждением слушает классическую музыку: тем самым наиболее традиционный журнал в Америке одобрил и принял Мэрилин Монро. В сопутствующей статье читателя информировали, что каждую неделю она получает от своих «болельщиков» пять тысяч писем, добавляя, что «Мэрилин наивна, и ей недостает плутоватости, но хватает ловкости для того, чтобы знать, как сделать карьеру в безжалостном мире кинематографической магии». После описания ее детства — с соответствующими декоративными финтифлюшками — статья завершалась предсказанием, что «весь Голливуд окажется у ее ног... и в числе будущих фильмов Мэрилин, скорее всего, найдется место для биографического повествования о Джин Харлоу». Это, кстати, было как раз то, что она и Сидней поведали «Лайфу» о своих «производственных планах». Потом на протяжении целого года ее именовали «наследницей Харлоу», не ведая, что эта формулировка была потихоньку пущена в обращение самой Мэрилин и незаменимым Сиднеем Сколски.

С этого момента содержание каждого интервью, которое она давала, и каждой истории, которую она рассказывала, было тщательно продумано — не для того, чтобы обманывать, а для того, чтобы ускорить собственную карьеру и опровергнуть голливудских ханжей и лицемеров, уличив их во лжи.

Что же касается парочки выдуманных деталей (скажем, она не была ни голодной, ни бездомной, когда позировала Тому Келли), то Мэрилин всегда считала их делом второстепенным.

В это время Мэрилин стала все чаще встречаться с Сиднеем Сколски, который уговорил ее, чтобы на волне восхищения, прощения и сочувствия она еще более приукрасила легенду о своей жизни, и помог ей сделать это на практике. «Если в биографии кинозвезды что-то не так, — сказал продюсер Дэвид Браун, — то можно все это изменить с помощью студийного отдела рекламы или оборотистого советчика-консультанта актрисы. Звездам меняли фамилии, возраст, место рождения, организовывали новых родителей — словом, можно было сделать все, что способствовало созданию мифа». Одна из самых старых занимательных историй, сочиненных о раннем детстве Нормы Джин, — это некий неправдоподобный рассказ про безумную женщину (в разных версиях ее иногда называют матерью девочки, чаще — бабушкой, время от времени — соседкой), которая, когда Норме Джин был годик, пыталась задушить ее подушкой, и пришлось применить силу, чтобы оттащить ее от малышки. Импульсом к тому, чтобы придумать столь гротескное происшествие, послужил, возможно, последний в том году фильм Мэрилин «Можно входить без стука» (который еще не успел выйти на экраны), поскольку там в кульминационном моменте Нелл связывает маленькую девчушку, за которой приглядывает, и затыкает ей рот кляпом, едва не удушив ребенка. Стирая грань между своим подлинным и кинематографическим «я», артистка притворялась, что сама является девочкой из кинокартины, павшей жертвой злонамеренного нападения.

Мэрилин выпуталась из трудной задачи оправдания и обоснования некоторых сомнительных эпизодов своей жизни, сделав это путем драматизации прошлого. «Мое детство напоминает кинофильм, который можно будет увидеть на экране еще в этом году, — сказала она. — Но я пережила это и выжила». И точно так же как актриса очистилась от обвинений о соучастии в деле удовлетворения чьих-то грязных страстишек, заявив, что фотографировалась нагишом, потому что была голодна и у нее не было где жить, теперь она коллекционировала и распространяла всякие измышления на тему своего детства (к примеру, про четырнадцать приемных семей). Потерянная маленькая девочка, которая, в принципе, была неотъемлемой частью ее подлинной натуры, становилась едва ли не единственным жизнеспособным элементом, благодаря которому Мэрилин возбуждала симпатии у окружающего мира.

Как Мэрилин и предвидела в беседе с Наташей, Джо был страшно недоволен появлением ее актов[212]в календаре, который тогда печатался уже по всему свету. Впрочем, он, похоже, в ту пору не разговаривал с ней на указанную тему, поскольку в конце марта и в начале апреля (когда Джо усиленно готовился к комментированию выступлений нью-йоркских «Янки» в предстоящем сезоне) его контакты с ней были не особенно частыми. Однако он прервал затянувшееся молчание, чтобы оказать своей подруге поддержку в момент, когда сенсациями становились очередные открытия, касающиеся прошлого актрисы. Журналисты разузнали, что, в противоположность прежним заявлениям Мэрилин на тему ее сиротского детства, мать артистки была жива — более того, она чувствовала себя настолько хорошо, что ее выписали из штатной больницы в Эгнью и ныне Глэдис временно работала санитаркой в частной психиатрической клинике «Хоумстед-лодж», расположенной на бульваре Колорадо в Игл-Роке — районе Лос-Анджелеса неподалеку от Пасадены. Поскольку со времен, когда Глэдис вела нормальную жизнь, миновали долгие годы, то сейчас она вела себя довольно странно (особенно в окружении психически больных пациентов).