Для Хатауэя она была великолепной партнершей в совместной работе, очень легко поддающейся указаниям и невероятно честолюбивой на съемочной площадке. И притом умной, на самом деле умной. Может быть, она не была образованной, но обладала врожденным интеллектом. Всегда, однако, находились разные дураки, старавшиеся сделать из нее идиотку. Никто, пожалуй, не относился к ней по-честному. Для большинства мужчин она была особой, которой они немного стыдились — так вел себя даже Джо Ди Маджио.

Хатауэй был абсолютно прав. В июле и августе во время уикэндов Мэрилин поспешно мчалась на Манхэттен, чтобы побыть с Джо, который излагал слушателям ход матчей с участием команды нью-йоркских «Янки». И на стадионе, и в телевизионной студии Джо нервничал и неуверенно чувствовал себя перед микрофоном и камерой, в буквальном смысле слова заставляя себя брать короткие интервью у игроков и с трудом зачитывая объявления и рекламу пива. Однако он ни за что не принял бы никакого совета от Мэрилин, имевшей собственные приемы для снятия волнения — дыхательные упражнения, которым она научилась от Наташи, и несколько десятков секунд внутренней концентрации, рекомендовавшихся Михаилом Чеховым.

«Масса всяких мужиков имела привычку крутиться возле персональной телестудии Джо, причем только для того, чтобы увидеть ее хоть краешком глаза, — сказал форвард из команды "Янки" Фил Ризутто. — Перед матчем она любила сидеть на трибунах и разговаривать с некоторыми игроками. А те были совсем еще пацанами и просто радовались при мысли, что вот они придут домой и расскажут приятелям, как познакомились с самой настоящей кинозвездой». Это, однако, не нравилось Джо, который весьма косым взором посматривал на то, что Мэрилин привлекает внимание других мужчин и носит платья с большими декольте и обтягивающие юбочки. «Джо любил ее, — утверждал Ризутто. — Я знаю это». Однако проблема состояла в том, что Джо был «мужик ревнивый и ему не нравилось, как все окружающие мужчины глазеют на нее». С таким же успехом можно было просить воды Ниагары перестать течь и низвергаться. Однако Мэрилин знала, как смягчить его гнев. Она предложила ради приличия заказать в отеле «Дрейк» два отдельных номера; пользовались же они только одним. На публике любовники показывались лишь в дорогих ресторанах вроде «Ле павильон» и везде раздавали автографы. «Джо Ди Маджио предпринял очередную атаку на Мэрилин Монро», — сообщал неутомимый Сидней Сколски. Однако любовным играм, об исходе которых заключались пари, суждено было затянуться.

Когда Мэрилин возвратилась в Голливуд, чтобы продолжить работу над «Ниагарой» в павильоне, Джо пришлось остаться в Нью-Йорке вместе с командой «Янки», а Хатауэй усиленно уговаривал ее выселиться из отеля «Бель-Эр». Он настоятельно советовал ей также отказаться от уроков Наташи Лайтесс, которые, по его мнению, не давали Мэрилин ничего, кроме того, что после них она чувствовала себя более неполноценной и менее уверенной в себе. Хатауэй попросил ее также выступить в нескольких сценах «Ниагары» в собственной одежде, на что она без малейшего смущения ответила, что у нее есть только брюки, свитера и одно черное платье, купленное на похороны Джо Хайда. «Поэтому, если мне нужно куда-то пойти, я вынуждена одалживать наряды в студии, — объяснила ему Мэрилин. — Своего у меня ничего нет».

Причина носила чисто финансовый характер. Из причитающихся ей семисот пятидесяти долларов в неделю Мэрилин после отчисления налогов приносила домой неполные пятьсот. Из этой суммы десять процентов она выплачивала Уильяму Моррису, почти двести долларов в неделю уходило на оплату за уроки драматического искусства, дикции и вокала, по крайней мере пятьдесят или шестьдесят долларов в месяц шло Инез Мелсон и заметно больше — за содержание Глэдис.

Когда в конце июля Мэрилин вернулась в Калифорнию, Джо попросил ее встретиться с ним в Сан-Франциско, где он представил свою избранницу собственной семье. Там на основании данных ей указаний она сделала вывод, что женщина, носящая фамилию Ди Маджио, должна являться специалисткой во всяческих домашних работах, в том числе — в кулинарном искусстве, шитье, глажении и ведении домашнего хозяйства. И ревнивому Джо, и прессе Мэрилин сказала немного позднее, что единственное занятие которому она хотела бы себя посвятить, — это быть хозяйкой дома. «Думаю, когда у меня появится семья, я, как говорится, "завоюю подлинный авторитет"», — добавила она к этому.

Еще перед концом лета Джо беседовал с ней о том, чтобы бросить актерское ремесло. Неужто это не возбудило в ней беспокойства? К такому повороту она не была готова, но, с другой стороны, не хотела довести дело и до расставания с Джо. Поэтому Мэрилин попросила у него немного времени на размышление. А это привело к тому, что Ди Маджио начал налегать еще сильнее. «Мне не хотелось отказаться от карьеры, — сказала она позднее, — а Джо больше всего желал именно этого. Он хотел, чтобы я была красивой экс-актрисой, как он был великим экс-игроком. Нам предстояло вместе двигаться в направлении заходящего солнца. Но я еще не была готова к такому путешествию. Ради Бога, ведь мне еще не исполнилось тогда и тридцати!»

Хотя информация о Мэрилин непрерывно присутствовав на первых страницах газет, она по-прежнему поражала и изумляла окружающих новыми идеями. Например, летом она безо всякого предупреждения дебютировала в радийном эфире в «Театре звезд Голливуда», колко и убедительно интерпретировав роль в одной превосходной одноактной пьесе. 26 октября ее можно было услышать в развлекательной радиопрограмме чревовещателя Эдгара Бергена[222]: она рассказывала шуточки и анекдоты в паре с героями Бергена — Чарли Маккарти и Мортимером Снердом.

Артистка рискнула также совершить нечто чрезвычайно шокирующее и фривольное. Острому журналисту Эрлу Уилсону Мэрилин сообщила, что не носит «под платьем ничего, то есть совсем ничего — никаких трусиков, плавок, пояса для чулок или бюстгальтера», а в 1952 году это было весьма редкой привычкой. «Я хочу чувствовать себя свободной», — пояснила она. Донесения о некомплекте в ее туалете то и дело мелькали вплоть до самого конца года. К примеру, на организованном в Лос-Анджелесе бейсбольном матче, доход от которого должен был пойти на благотворительные цели, актрисы были одеты в свитера и шорты, «но фря Монро вышла на поле, чтобы отбить первый мяч в игре, в сильно обтягивающей юбке, под которой не было абсолютно ничего». Примерно в то же самое время у фотографа Джорджа Харрелла был с Мэрилин съемочный сеанс в его ателье. «Она отмочила такой же номер, как Харлоу[223], — вспоминал Джордж. — [Явилась] завернутой в нечто непонятное и совершенно неожиданно позволила этому покрывалу опасть на пол. Догадываюсь, что цель обеих звезд заключалась в том, чтобы произвести на людей сильное впечатление. Что поделаешь, они были эксгибиционистками[224]».