— Так может, мне дадут поесть? — спросил Мило.

— Конечно. И одежду приличную найдем, — пообещал Фицхью и, отодвинув стул, с улыбкой поднялся. — Я весьма доволен. Весьма. И детали… они придают всей этой грязи человеческое лицо. Думаю, завтра мы поработаем как раз над человеческим лицом. Возьмем, к примеру, Тину. Может быть, обсудим ваши отношения. Поговорим о вашей приемной дочери.

— Дочери, — вставил Мило.

— Что?

— О дочери. Не о приемной дочери.

— Верно. — Фицхью поднял руки, признавая свою неправоту. — Как скажешь, Мило.

Глядя в спину выходящему из комнаты инквизитору, Мило вспомнил инструкции Примакова.

«Всего-то трижды соврать, Мило. Ты врал всю свою жизнь, так стоит ли изменять себе сейчас?»

— Не хотела бы вас пугать, — тихонько сказала Джанет Симмонс, когда Тина вернулась домой. — Мы нашли дедушку Мило по материнской линии, и я полагаю, вам нужно поехать со мной.

— Этого не может быть. Все его родственники умерли.

— Что ж, давайте в этом убедимся.

И вот теперь они сидели в двухмоторном самолете компании «Спирит эрлайнс», вылетевшем из Ла Гуардиа и взявшем курс на Мертл-Бич. Тина держалась за Стефани, потребовавшей и получившей место у окна.

Для ребенка изменение в привычном распорядке дня обернулось волнующим приключением. Ночной полет на побережье, так они это назвали. Малышка держалась молодцом. А ведь девочке тоже пришлось нелегко в последние две недели, после того как к ней в спальню в «Дисней уорлде» ввалился громила с пистолетом, разыскивавший ее внезапно исчезнувшего отца. Ну почему она должна участвовать во всем этом?

— Ты как, милая?

Стефани зевнула в ладошку и снова уставилась в иллюминатор на холодные, свинцовые тучи.

— Немножко устала.

— Я тоже.

— А у нас взаправдашние каникулы?

— Вроде того. Только короткие. Мне нужно поговорить кое с кем. А потом поваляемся на пляже. Неплохо?

Вместо ответа девочка пожала плечами, что немного обеспокоило Тину.

— А она почему летит?

— Тебе не нравится мисс Симмонс? — спросила Тина, бросив взгляд на Джанет, сидевшую через проход и тыкавшую ручкой в кнопки смартфона «Блэкберри».

— Ей папочка не нравится.

Молодчина. И к тому же смышленая. Пожалуй, посообразительнее мамы будет.

Не в первый уже раз Тина спросила себя, почему согласилась сопровождать агента Симмонс. Доверяет ли она ей? Не совсем. Но пресловутая морковка выглядела уж больно соблазнительно: познакомиться наконец с родственником Мило. И дело тут было не столько в доверии или недоверии, сколько в любопытстве.

Самолет совершил посадку около восьми. Тина разбудила дочь перед самым выходом. За окном была тьма, помеченная разбросанными вдоль берега пятнышками света. В аэропорту Мертл-Бич их никто не встречал, так что Симмонс пришлось самой садиться за руль взятого напрокат «тауруса» и искать дорогу с помощью встроенного в смартфон навигатора.

Был вечер вторника, но еще и середина лета, и навстречу то и дело попадались открытые джипы с возбужденными полуголыми парнями в длинных, до колена, шортах, нелепых бейсболках и с банками пива. Удостоенные их внимания крашеные блондинки сдержанно улыбались, поощряя еще более шумное выражение чувств. Из клубов монотонной пульсацией танцевального ритма выплескивалась музыка.

Дом престарелых, Кавенант-Тауэрс, уютно устроившийся в зеленой зоне в северной части города, неподалеку от берега, представлял собой комплекс из двух разделенных лужайкой пятиэтажек.

— Симпатично, — заключила Стефани.

По словам Дейдры Шамис, бойкой, розовощекой директрисы, нарочно задержавшейся сверх положенного, чтобы узнать, что же привело к ним агента Министерства национальной безопасности, Кавенант-Тауэрс вовсе не был «домом престарелых», хотя и располагал собственными медицинскими учреждениями.

— Мы здесь поощряем независимость.

Уильям Перкинс проживал на первом этаже второго корпуса, и Шамис лично проводила гостей до его двери, с преувеличенным радушием приветствуя каждого встречного. Наконец они остановились перед номером 14. Директриса постучала.

— Мистер Перкинс! К вам посетители!

— Попридержи-ка коней! — ответил грубый, сердитый голос.

Тине стало вдруг тревожно за дочь. Что их ждет за дверью? Может быть, дедушка Мило — хотя ей все еще не верилось, что муж знал о его существовании. Но что он за человек? Она отвела мисс Шамис в сторонку.

— Здесь есть место, где моя дочь может подождать? Мне бы не хотелось брать ее с собой.

— О, мистер Перкинс, конечно, большой шутник, но…

— И все-таки, — стояла на своем Тина. — Может быть, какая-то комната с телевизором?

— Да, вон там, по коридору. — Мисс Шамис показала, куда пройти.

— Спасибо, — Тина повернулась к Симмонс. — Я сейчас вернусь.

Она отвела Стефани в комнату с тремя диванами и раскладным креслом. По телевизору шел детективный сериал, привлекший семерых зрителей.

— Милая, ты не против подождать меня здесь?

Стефани поманила ее пальчиком.

— Мамочка, здесь плохо пахнет, — прошептала она.

— Потерпеть-то ты можешь? Ради меня?

Стефани поморщилась, демонстрируя, насколько плохо пахнет, но все же кивнула.

— Только не долго.

— Если что, я в четырнадцатом номере. Поняла?

Тина возвращалась к комнате мистера Перкинса — дверь была открыта, и обе женщины, Шамис и Симмонс, уже вошли, — когда вдруг ощутила необъяснимую, граничащую с паранойей тревогу. Чувство это накатывало не раз с тех пор, как в ее собственном мире обосновались дознаватели и агенты спецслужб.

Паранойя — надо признать, это была все же именно паранойя — заговорила голосом Мило: «Все подстроено, Тина. Слушай. Они ее похитят. Когда ты вернешься за Стефани, ее уже не будет. Она просто исчезнет. Старики здесь все на лекарствах, они ничего и не вспомнят. Симмонс не признается открыто, что Стеф у них. Только намекнет, даст понять, что нужно сделать. Скажет, что тебе надо прочитать на камеру небольшое заявление. Мол, твой муж вор, предатель и убийца. И, пожалуйста, упрячьте его пожизненно за решетку. Сделаете, скажет она, и мы попытаемся найти Стефани».

Нет, сказала себе Тина. Это только страх. Только паранойя.

Она остановилась у открытой двери. Заглянула. Шамис собиралась уходить и улыбалась во весь рот, а Симмонс сидела на стуле у кресла-каталки, в котором обосновался лысый, сморщенный старикашка с вытянутым, обезображенным возрастом лицом. Глаза были огромными за стеклами больших очков в черной роговой оправе. Спецагент жестом пригласила Тину войти, а старик улыбнулся, обнажив желтоватые зубы.