Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Взгляд Кендры упал на руки, она поняла, что все это время ее пальцы теребили юбку. Она заставила себя прекратить это, понимая, что компаньоны смотрят.
– Я была экспериментом. Попыткой доказать, что, если два человека с высочайшим уровнем интеллекта заведут потомство, это потомство будет им равным или даже будет превосходить их по интеллекту.
Герцог улыбнулся.
– Кажется, им удалось достигнуть этой цели. Вы самый лучший и умный человек, мисс Донован.
Кендра покачала головой.
– Если бы вы знали моих родителей, вы бы поняли, что их план не сработал. Или, по крайней мере, не так, как они хотели. Они ожидали, что я пойду по их стопам или по крайней мере займусь чем-то столь же престижным.
– А вы захотели пойти в Федеральное бюро расследований, – сказал Алек.
– Да. Но не сразу. Я позже это поняла.
– Не понимаю, – Алек нахмурился. – Разве Федеральное бюро расследований – это недостаточно престижно?
– Для многих, может, да. Но не для моих родителей. – Она почувствовала ком в горле и с трудом сглотнула. – Но наш разрыв произошел задолго до этого, когда я сказала им, что хочу сама решать, чем заниматься в своей жизни.
Герцог мягко спросил ее:
– Что произошло, моя дорогая?
Кендра облизала сухие губы и выглянула в окно, она не замечала при этом убогие дома, мимо которых они проезжали, приближаясь к Лондону. Она не понимала, почему ее это так волнует. Это же произошло уже так давно.
– Они ушли. Я их больше не видела.
– Ваши родители вас бросили? – Элдридж выглядел глубоко шокированным. Что-то дернулось в его глазах. Кендра подумала, что он наверняка думал о своей собственной дочери, которую поглотило море.
– У них были другие приоритеты. Я видела своего отца однажды… – Она покачала головой. Им не нужно было знать о времени, которое она провела в больнице, приходя в себя после той смертельной миссии. – Скажем так, слово «ученый» просто связано для меня с не очень приятными воспоминаниями.
– Да, само собой. Они же вас покинули. – Герцог все еще, казалось, не мог переварить эту информацию.
– Дело не только в этом. – Боже, почему она просто не сменит тему? Ей казалось, что она открыла свой личный ящик Пандоры, и все ее проблемы вываливались из него нескончаемым потоком. – Это было до того, как… я стала продуктом их сумасшедшего эксперимента в области положительной евгеники.
Они уставились на нее непонимающе.
– Теперь вы знаете, – мягко подвела она итог, почувствовав внезапную слабость. – Я всегда была парией.
Она заметила, как Алек обменялся с герцогом взглядом, и почувствовала себя еще хуже. Черт, почему она просто не промолчала? Ее и так здесь считали странной.
– Это ненормально в двадцать первом веке, – медленно произнес Алек.
– Это вообще ненормально.
– Нет, вы неправильно поняли. Ваша история ненормальна для двадцать первого века.
Кендра нахмурилась.
– Полагаю, мой племянник пытается сказать, что описанное вами вообще-то в нашем веке считается абсолютно нормальным.
– О чем это вы?
– Мисс Донован, как вы думаете, чем занимается свет? – сказал Алек, его голос звучал раздраженно. – Черт возьми, да они высматривают себе потенциальную партию, как конину на Таттерсэлл! Поэтому у нас и проходят все эти собрания, рауты и вечеринки, чтобы найти себе партию, но только подходящую, для желаемой родословной.
– Поэты, может, и пишут о любви, но высокое общество никогда не доверяло таким причудливым понятиям, – согласился герцог. – Брак и родословная – это серьезные вещи. Они не зря называют это улучшением породы, мисс Донован.
– Или когда говорят, что кто-то «из хорошего племени». У нас полно таких терминов, связанных с животноводством, – сказал Алек, сложив губы в кривой усмешке. – Аристократы не хотят разбавлять свою кровь кровью тех, кто ниже их по классу. Случается и такое, конечно, что какой-нибудь сбегает с актрисой, но его за это исключают из приличного общества. Или иногда мы вынуждены жениться на ком-то ниже по положению из-за денег. Боже храни этих детей, потому что матери семейств будут наблюдать за ними, как ястребы, когда они подрастут. Если они хоть в чем-то будут отличаться от того, что считается в обществе нормой, их сразу отбраковывают. Неважно, что отпрыски с самой чистой, голубой кровью тоже много пьют, играют в азартные игры и ведут себя отвратительно. Принц-регент – самый яркий пример.
Герцог горько усмехнулся.
– Алек прав. Поведение ваших родителей здесь вполне распространенное явление, моя дорогая. Мы называем это правильной кровью, а вы – генами. Но это одно и то же.
Кендра не знала, что ответить. Она провела всю свою жизнь, стыдясь своего странного происхождения. Она выделялась за счет этого, была другой. То, что совершили ее родители, не было совсем тем же, что брак ради статуса или престижа, но, может, они – она, Алек, герцог – все были экспериментами в своем роде.
Алек откинулся назад на своем сиденье. Он, похоже, почувствовал ее смятение. Он довольно улыбнулся.
– Вы любите рассуждать о нашей непохожести, мисс Донован. Может, пора признать, что у нас есть общее.
Кендру сбивало с толку, что ее взгляды вот так просто перевернули с ног на голову за считаные минуты. Обстоятельства ее рождения всегда были для нее источником потери душевного равновесия. Они делали ее особенной, в то время как она всегда хотела быть такой, как все. Понимание того, что в эту эпоху она была нормальной, более чем за двести лет до своего рождения, было странным чувством, мягко говоря.
Что ж, называть ее нормальной в эту эпоху было бы все же преувеличением. Она запуталась. Ее прошлое делало ее особенной в двадцать первом веке, но было абсолютно распространенным явлением здесь. Однако в то же время в ее будущем никто не посмотрит косо на независимую женщину, которая работает в органах, а здесь же это было чем-то особенным.
Может, просто я никогда не буду такой, как все.
Она, должно быть, слишком стара для этого желания, но она слышала, что необходимость соответствовать норме, стремление быть частью большой группы людей было в генетическом коде человечества. С биологической точки зрения люди – социальные животные, как волки или киты и их стаи. Вот почему общественное давление могло побуждать людей совершать глупые вещи. Вот почему студент колледжа может выражать свою индивидуальность с помощью татуировок и радикальной прически или одежды, но все равно будет проходить испытания для вступления в студенческое братство.
Но, черт возьми, она не могла сейчас думать о человеческих причудах. Ей нужно было думать об одном человеке – убийце.
Спустя два часа она стояла у грифельной доски, а Алек развалился на одном из кресел, читая «Таймс». Они вернулись, проглотили легкий завтрак, а затем леди Этвуд уговорила своего брата сопроводить ее на пару утренних приемов. Это, должно быть, были какие-то просто знакомые, так как было еще довольно рано. Для более близких друзей вроде леди Сент-Джеймс оставалось время после полудня.