Однако Уолсингем не выгнал его и даже не пришел в ярость. Вместо этого он позвонил в колокольчик и вызвал слугу. Затем спокойным голосом произнес: «Принесите нам бренди», — а когда слуга с поклоном удалился, Уолсингем знаками показал Шекспиру, чтобы тот сел за стол, затем сам сел на соседний стул.

— Успокойтесь, Джон, — начал он, — вы слишком возбуждены и устали после долгого путешествия, и вы уже сослужили своей стране и королеве огромную службу. Я забуду то, что вы мне только что наговорили, и выслушаю вас. Если у вас есть доказательства против Топклиффа, расскажите мне. Но после вы спокойно выслушаете то, что я должен вам сказать.

Шекспир рассказал ему все: о найденных в теле леди Бланш распятии и мощах, о которых Валстан Глиб сообщил, пусть и косвенно, в своем «Лондонском вестнике»; грязные подробности своего визита в дом мамаши Дэвис и ее проституток; историю слепого монаха Птолемея и о том, как Топклифф забрал у него печатный пресс; о своей уверенности в том, что подстрекающий к бунту трактат, найденный в сгоревшем доме на Хог-лейн, был отпечатан именно на этом прессе и на бумаге, сделанной на мельнице, что в деревушке Раймсфорд.

— И последнее, господин секретарь, есть и мотив. Топклифф, словно безумный из Бедлама, одержим желанием схватить иезуита Роберта Саутвелла. Он сделает все, чтобы найти его и казнить. Могу поспорить, он полагал, что леди Бланш, новообращенная католичка, знает, где прячется этот священник. А Топклифф знает только один способ добычи сведений: пытки. Но он зашел слишком далеко и убил ее, поэтому ему пришлось скрыть преступление. Если у вас есть сомнения, господин секретарь, тогда поговорите с искателем мертвых. Все, что я описал, совпадает с выводами, которые сделал после осмотра тела Джошуа Пис.

Наступила тишина. Уолсингем пригладил свою темную бороду Казалось, он всецело поглощен услышанным, как охотничья собака запахом. Наконец он произнес:

— Джон, теперь выслушайте меня. Вы высказали, что хотели, но я должен сообщить вам, что у вас слишком мало доказательств. Подумайте, Ричард Топклифф — фаворит королевы. Он руководит всеми допросами в Тауэре. За свою преданность Топклифф даже получил разрешение от Тайного совета оборудовать в собственном доме дыбу. Он — член парламента от Солсбери и по-своему сражается за Англию. Все это факты. А у вас только слова слепого немощного монаха и собственные предположения. У вас нет доказательств.

— Но…

— Я же сказал, послушайте. У вас нет доказательств, Джон, и на этом вам следует закончить это дело. Однако вы проделали огромную работу для меня и для Англии. Вы спасли жизнь Дрейку, отправив его к берегам Испании. Я не стану обращать внимания на грязные слухи о вас и некой католичке Марвелл, ибо я уверен, что вы не настолько глупы, чтобы спутаться с подобной персоной. Я даю вам свободу действий. Можете использовать эти сведения против Топклиффа, чтобы защитить собственное будущее. Кому-то это покажется шантажом. Я бы назвал это сделкой. Дайте Топклиффу понять, что, если он не откажется от всех обвинений против вас, то вы будете вынуждены передать все, что знаете, лорду Говарду Эффингемскому. Это заставит Топклиффа задуматься. Он знает, что Говард, в свою очередь, передаст ваши словам Ее величеству, а этого ему хочется меньше всего.

— Почему мне сразу не пойти к Говарду?

Уолсингем немного повысил голос, что мог заметить только тот, кто хорошо его знал.

— Потому, Джон, что вы рискуете сплясать под Тайберновским деревом,[69]а уязвленный Топклифф всего лишь будет сослан в свое имение. А это не устроит ни меня, ни вас. Вы мне нужны, Джон. Но и Топклифф мне тоже нужен.

Дома, в прихожей, Джон Шекспир лицом к лицу столкнулся с братом. Он в изумлении огляделся.

— Уильям! Ты что здесь делаешь? И объясни, ради всего святого, кто эти солдаты?

— Это актеры труппы «Королевская рать», они взяли меня к себе, потому что им не хватало людей. Скоро наше выступление в «Театре» в Шордиче, однако мы уже устроили прекрасный спектакль.

— Тебе придется объясниться.

Пребывая в расстроенных чувствах, Шекспир мог думать только о разговоре с Уолсингемом и о том, как ему теперь поступить.

— Мы сыграли солдат. Разве мы не похожи?

— Действительно, похожи. — Шекспир слабо улыбнулся и наконец обнял брата здоровой рукой. Он сделал шаг назад и внимательно оглядел его. Они не виделись два года.

Уильям хлопнул в ладоши и, словно ожидая его сигнала, по лестнице спустились Джейн и Кэтрин, держа за руки детей Томаса Вуда. Джейн и дети улыбались.

— Джон, за ними приходил Топклифф. Джейн сделала вид, что отправилась на рынок и нашла меня в «Театре». Я пришел с друзьями, которые нарядились солдатами. Топклифф вышиб дверь, чтобы забрать госпожу Марвелл и детей, но наткнулся на нас. Мы уже репетировали батальные сцены, поэтому мы пробрались в костюмерную, чтобы раздобыть все это облачение, и опустошили ящик с бутафорским оружием. К счастью, оно нам не понадобилось, ибо лезвия мечей не острее овечьих зубов. Знай Топклифф, что мы всего лишь актеры, вряд ли он ретировался так охотно. Итак, мы неплохо провели время и выпроводили его и его банду. Но боюсь, что мы поиздержались. Пьеса должна быть сыграна сегодня.

Шекспир не слушал. Его взгляд был прикован к Кэтрин, и он медленно, словно во сне, двинулся к ней через прихожую. Ему хотелось заключить ее в объятия, но он вспомнил, что они не одни. Кэтрин выпустила руку малышки Грейс и коснулась его руки. Она увидела перевязь, что поддерживала его поврежденную руку, но промолчала. Она была бледна, скована напряжением и тревогой.

— Кэтрин, я так мечтал тебя увидеть.

— А я — тебя, Джон, но все мои мысли о господине Вуде. Что с ним?

Томас Вуд был причиной вторжения Топклиффа в его дом. Но как Джону теперь относиться к господину Вуду, после того, что он узнал? Вуд подарил нелегальный пресс священнику-вероотступнику, укрывал иезуитов. Этого было достаточно, чтобы дважды повесить его, и Шекспир мог бы свидетельствовать против него. Но он не станет этого делать, ибо Кэтрин тоже в этом замешана. Возможно, есть и еще одна причина: несправедливо заставлять Вуда страдать после того, что он перенес в пыточной Топклиффа.

— Я сегодня же отправлюсь к Топклиффу. Сделаю все, что смогу. — Даже произнося эти слова, он понимал, что рискует дать ей тщетную надежду. Весьма вероятно, что Вуд уже мертв. Он шагнул вперед, но она вздрогнула и отшатнулась. Не время, да и вокруг слишком много посторонних.

Брат Шекспира прервал его мрачные мысли.

— Брат, нам надо уходить. Нужно представить публике пьесу. Но у нас есть к тебе дело.

— Какое дело?

— Речь о четырех членах нашей труппы, которых нам очень не хватает. Они прибыли в Лондон раньше, чтобы подготовить «Театр» к нашему приезду. Пустившись на поиски, мы узнали, что их арестовал ты, когда они спали в сарае.