общего возбуждения» «при проведении повторного исследования лиц, прекративших совершение актов мужеложества на длительный срок» (по-видимому, в условиях тюремного заключения, хотя врач не указал, что именно в поведении пациентов натолкнуло его на такие выводы). В заключении, перекликавшемся с выводами доктора Шварца, который проводил пальцевое ректальное исследование ташкентских бачей в начале века, Блюмин доказывал, что продемонстрированные им условные рефлексы обычно присущи «гомосексуалистам»[961]. И поэтому изоляция «гомосексуалистов» от общества в качестве профилактической меры вполне оправдана. Парадоксально, но кажется, что тревожность по поводу социально вредных последствий десталинизации обернулась ростом числа людей, отправленных за мужеложство в тюрьмы и на исправительные работы в лагеря в позднесоветский период. Этот важный компонент в сталинской формуле по созданию принудительной гетеросексуальности пережил диктатора (да и саму советскую систему) и зажил абсурдной жизнью в атмосфере усилившихся гонений и злоупотреблений.

Возобновление закона против мужской гомосексуальности в новом УК также укрепило принцип гендерных различий в трактовке половых преступлений, который в 1934 году инициировал Сталин. В то время считалось, что женская девиантная сексуальность должна была исправляться «самой жизнью», посредством усиленно насаждавшегося принудительного материнства, благодаря отсутствию контроля над рождаемостью и избирательной пропагандой фемининности. Десталинизация вернула женщинам частичный контроль над рождаемостью путем легализации абортов, хотя современные методы контрацепции по-прежнему занимали самую нижнюю строчку среди приоритетов экономики командного типа.

Годы хрущевской оттепели способствовали тщательно контролируемому возрождению советских исследований в области сексологии, которые были отмечены гендерно-ориентированным уголовным законом о гомосексуальности. Организующим принципом возрожденной сексологии стал упор на девиантность (дисциплина была известна как «сексопатология»), поскольку считалось, что не вызывающую проблем нормальную сексуальность изучать не нужно[962]. В такой атмосфере «гомосексуалистка», описанная в работах ряда психиатров в 1920-х годах, вновь стала предметом исследований. Для женщин, занимавшихся однополым сексом, последствия второй волны медикализации оказались весьма прискорбными.

Исследования о «гомосексуалистках», которые были проведены на базе Карагандинского женского исправительно-трудового лагеря, были, вероятно, самым ранним и неожиданным из сексологических работ послесталинского времени[963]. Между 1954-м и началом 1960 года практикующий психиатр Елизавета Деревинская и ее научный руководитель, психиатр Абрам Свядощ, обследовали 96 женщин с целью построения их психологических и физиологических портретов. Результаты исследований Деревинская представила в своей кандидатской диссертации, которую она успешно защитила в 1965 году[964]. Диссертация не была опубликована, хотя Свядощ, который к 1973 году убедил Ленинградский городской отдел здравоохранения организовать сексологический центр при Ленгорздравотделе для консультаций и исследований, широко опирался на работу своей ученицы в книге «Женская сексопатология»[965].

Диссертация Деревинской – вероятно, самое значительное исследование однополых отношений, проведенное учеными в советскую эпоху. Время проведения исследования, его беспрецедентный масштаб и выбор объектов отражали скрытую тревогу в связи с проблемами, которые сопутствовали возвращению бывших заключенных в общество. Главное, что в центре внимания этого исследования оказались женщины: новое подтверждение криминализации мужской однополой любви в рамках обновленного УК и опасения касательно новой советской дисциплины – «сексопатологии» – со всей определенностью указывали, что широкомасштабные исследования «мужчин, любящих мужчин», будут достаточно редкими, да и то исключительно по запросам милиции[966]. Аналогичного исследования «гомосексуалистов» в таком же объеме ни психиатрами, ни сексологами не существует.

Из девяноста шести женщин, изученных Деревинской, восемьдесят шесть находились в Карагандинском исправительно-трудовом лагере. Авторка мало пишет о том, каким образом этих женщин классифицировали как «гомосексуалисток». Гомосексуальность некоторых была установлена во время медицинского лечения в связи с соматическими проблемами. Двенадцать осужденных оставались под наблюдением после освобождения. Психиатр-стажер особенно избегала вникать в причины заключения этих женщин под стражу. Она указала, что сорок три заключенные «занимались кражами» и никогда нигде не работали. Судя по скупым историям жизни, представленным авторкой, другие объекты исследования, похоже, не имели связей с криминальным миром. Они вполне могли принадлежать к большому контингенту лагерных заключенных, осужденных в 1940-х – начале 1950-х годов по сфальсифицированным политическим обвинениям[967].

Девять женщин привлекли внимание Деревинской как «свободные» пациентки, лечившиеся в Карагандинской провинциальной психоневрологической клинике. Возможно, среди этой группы были бывшие осужденные, осевшие в этом крае после освобождения. Дело в том, что на бывших заключенных часто распространялись ограничения в выборе места жительства. Эта группа состояла главным образом из лиц европейских национальностей Советского Союза и принадлежала к наименее образованным слоям населения[968].

Исследование Карагандинского лагеря, примечательное использованием зарубежной медицинской литературы по женской гомосексуальности, основывалось на делении гомосексуальных женщин на «активных» и «пассивных»[969]. Деревинская надеялась, что путем разделения ее пациентов на эти две группы можно будет избежать противоречивых диагностических и терапевтических выводов, которые ранее делали исследователи. В ее описаниях «активной» и «пассивной» форм женской гомосексуальности перечисляются советские гендерные дезидераты 1950–1960-х годов. «В половой близости активная гомосексуалистка играла мужскую роль»: раздевала партнершу, даже несла ее в кровать и «чаще всего занимала активное положение (сверху партнерши)». Большинство этих женщин (сорок три из пятидесяти семи «активных» в приведенном примере) «имитировали поведение мужчины как главы семейства». Они принимали основные решения, распоряжались расходами (включая и средства, зарабатываемые их партнершами), контролировали семейный кошелек и требовали отчетов по всем тратам. «Все они не переносили грязи, неряшливости» и могли быть резкими, даже грубыми со своими партнершами. «Активные» женщины в этих «семьях» презирали «работу, считающуюся женской», «ни одна из них не готовила обед, не стирала, не занималась рукоделием». В то же время они с удовольствием выполняли «мужскую работу» («кололи дрова, ремонтировали забор, крышу и т. д.»). Двадцать одна женщина из двадцати девяти «активных» овладела «мужской профессией» (авторка упоминает ремонт обуви, вождение и работу на токарном станке). Почти половина «активных» женщин описаны как «трансвеститки», носившие по крайней мере какие-то детали мужской одежды. Одна «свободная» пациентка психиатрической клиники считалась в обществе мужчиной, поскольку по паспорту она была Андреем Ивановичем (ил. 25). Она официально зарегистрировала брак с партнершей (вероятно, убедив персонал ЗАГСа в том, что она мужчина). «Вместе с детьми партнерши от предыдущего брака «они <…> образовали гомосексуальную семью», дети называли «Андрея» папой. Большинство «активных» участников исследования носили короткие мальчишеские стрижки, у тридцати шести имелась татуировка (свидетельство о том, что они жили в криминальном мире лагерей). Всем им нравилось, когда партнерши пользовались макияжем и носили платья с глубоким вырезом[970].

«Пассивные» же подруги придерживались фемининных норм поведения в половой и в неполовой жизни, иногда нарочито подчеркивая свою «женственность». От партнерш они ожидали, что те проявят инициативу и в интимной близости. Деревинская цитировала некую женщину, которая утверждала: «Это мужское дело раздевать женщин». К партнершам они часто обращались в мужском роде («милый», «дорогой мой»). С точки зрения психиатров эти знаки романтической любви и нередко дававшие о