– Как! Ты перейдешь к врагу?

– Очень уж хочется отведать счастливой жизни, – сказал Бигорн. – Шут не может не быть счастливым, раз уж я вижу столько здравомыслящих людей, которые несчастны.

Бигорн явно говорил так неспроста, так как, слушая одним ухом Гийома и Рике, другим он прислушивался к разговору Готье д’Онэ и Буридана.

Эти двое тоже обсуждали то, чем они займутся в том случае, если удастся выйти со Двора чудес живыми. Буридан думал о матери и невесте, к которым он должен был присоединиться в деревушке Монмартр.

– Если нашей счастливой звезде будет угодно, чтобы мы выбрались из этой передряги целыми и невредимыми, – заканчивал он, – я покину Париж, оставаться в котором нам будет уже небезопасно. Заберу с собой Бигорна, который предан мне как брат, и которого, следовательно, я и люблю как брата…

При этом слове – «брат» – Готье вздрогнул, и его широкое сияющее лицо омрачилось.

– А вы, дорогой друг, – продолжал Буридан, – не желаете поехать с нами?

Готье покачал головой.

– Я останусь, – сказал он, – так как прежде всего я должен выяснить, что стало с Филиппом, спасти его, если он еще жив, или отомстить, если его убили… Признаюсь, Буридан, я рассчитывал, что вы мне в этом поможете. Я не говорю уж о Мариньи, которого мы договаривались сокрушить вместе. Я не говорю уж о Валуа…

– О Валуа, – прервал его Буридан, – мне теперь придется забыть…

– Я не говорю уж об этой проклятой Маргарите, по отношению к которой, согласитесь, мы все здесь должны питать некую злобу. Да, Буридан, если бы речь шла только о них, я бы вам сказал: вы абсолютно правы. Силы в той борьбе, которую мы ведем с ними, совершенно неравны, и рано или поздно они нас раздавят, так почему бы нам эту борьбу и не прекратить?.. Но в данном случае, Буридан, речь ведь идет о моем брате!..

Здесь Ланселот Бигорн весь обратился во внимание.

– От того, – прошептал он, – что ответит мэтр Буридан, зависит, стану я королевским шутом или же нет!..

А Буридан отвечал:

– Готье, когда я предложил вам поехать с нами, как вы могли подумать, что я предлагаю оставить Филиппа?..

– Прекрасно! – проворчал Бигорн. – Я отправляюсь в Лувр! Если король еще не передумал, бубенчики и шутовской жезл – мои!

– Значит, – произнес Готье, – без Филиппа вы не поедете…

– Разумеется, – сказал Буридан. – Разве вы видели, чтобы я когда-либо оставлял друга в беде?

– Все так, дорогой друг, но, черт возьми!.. вы любите, вы нашли вашу малышку Миртиль, и, пусть я и не склонен к подобного рода нежностям, я бы понял, если бы любовь в вас возобладала над дружбой. Увы! Филипп, с его благородным характером, гордым и независимым сердцем, ходит, как по струночке, за какой-то чертовкой-Маргаритой!

– Полноте! – промолвил Буридан. – Вскоре он утратит эти иллюзии.

– Если вы мне поможете, мы его, конечно же, спасем… если еще не поздно, и тогда…

– К оружию! – прокричал на улице чей-то голос.

– Ладно, – сказал Буридан, – вечером мы вернемся к этому разговору – здесь, или, как говорил Леонидас, в гостях у Плутона.

В то же время он вышел, а вслед за ним и Готье. Ланселот Бигорн также поспешил выбежать за дверь. Что до Гийома и Рике, то они только-только начали очередную партию к кости.

– Пять и шесть! – вскричал Рике. – Я выиграл.

– Ты проиграл! – воскликнул Гийом, выбрасывая две шестерки. – Все наши трофейные доспехи – мои!

Король Базоши и император Галилеи в три броска разыграли добычу, которую они рассчитывали собрать с трупов врагов.

Вытащив из ножен длинные рапиры, они тоже устремились к выходу.

Во Дворе чудес стоял громкий шум. Разбившись на три роты, бродяги толпились у баррикад на улицах Святого Спасителя и Убогих. Третий отряд, менее многочисленный, выдвигался к улице Вольных Стрелков. Отовсюду неслись ужасные ругательства, изрыгаемые на всех языках мира, что весьма напоминало библейское смешение языков у Вавилонской башни. Стоя в дверях своих жилищ, причитали женщины. Старухи выкрикивали проклятия и рвали на себе волосы, заранее начиная петь отходную, молодые – более даже отважные, отчаянные, жестокие, чем сами нищие – смешивались с бойцами.

– Вперед, мазурики и деловые ребята, спасем наших детей и жен!

– Вперед, карманники и убогие! Смерть жандармам! Смерть лучникам!

Страшный гул поднялся на улице Убогих, затем, почти тотчас же, и на улице Святого Спасителя: лучники бросились на штурм двух баррикад…

На узких улочках они подталкивали друг друга, лезли друг другу на спины; опьяненные сражением, жаждущие убивать, они неслись вперед, словно стаи волков, одни – отправляя в воздух град стрел, другие – уже отбросив арбалеты, карабкались на баррикады с секачом или палицей в руке. Через несколько минут десятков пять самых неистовых возникли, с отчаянными криками, на верхушке баррикады улицы Святого Спасителя, где командовал Валуа. Нищие в страхе попятились, и лучники начали спускаться с баррикады.

И тут некая женщина, потаскушка – с распахнутой грудью, подобранным подолом платья, обнаженными руками – бросилась на нападавших, размахивая топором. Вслед за ней устремились и другие: две, три, десять женщин, а вслед за этими женщинами, с невообразимыми проклятиями, – уже и бродяги.

В общем, в следующую минуту на обеих сторонах баррикады люди карабкались, толкались, падали и снова вставали, чтобы лезть вверх. Вскоре криками огласилась уже верхушка баррикады: лучники против нищих, мужчины вперемешку с женщинами. Палицы со странным звуком ударялись о кирасы и шлемы, секачи отбрасывали на солнце тусклые отблески, и там, в этом ужасном кишении сплетенных тел, ударяющегося одно о другое оружия, стонов и воплей, твердо стоял среди трупов, отбросив в сторону рапиру, огромного роста безоружный мужчина – воплощение самого кошмарного сна! Однообразными, неспешными и точными жестами Гийом Бурраск опускал кулаки на головы бросавшихся на приступ лучников. Вот он схватил одного из них голыми руками – и в следующую секунду человек этот с приглушенным криком уже описывал в воздухе кривую, разбиваясь о мостовую в основании баррикады.

– Эй, дружище! – вопил Рике Одрио. – Это нечестно: так ты мне ни одного не оставишь!

– Две шестерки! – ревел Гийом Бурраск, набрасываясь на очередного лучника.

Рике рубил и колол рапирой налево и направо, прыгая с одного конца баррикады на другой с проворством обезьяны. Рядом с ними сражались порядка тридцати развратниц и бродяг…

Вскоре оживление на улице Святого Спасителя спало.

На баррикаде остались лишь Гийом и Рике.

Внизу, унося раненых и оставляя десятка полтора убитых, отступали лучники. Валуа собирал офицеров и, бледный от ярости, вопил:

– Тысяча экю тому, кто убьет этих двух мерзавцев.