— Есть, — я подтолкнул к ней одну из коробочек и палочек для еды. — Я знаю, что это твое любимое блюдо.

Она кивнула и молча начала есть пластиковой ложкой, которая тоже была в пакете.

— Внутри есть палочки и даже вилка. Кормление ребенка с ложечки, похоже, передалось и тебе.

Она отправила в рот еще ложку курицы и задумчиво прожевала, глядя на меня. После нашей неудачной ночи на вечеринке ее отношение ко мне изменилось. Она могла смотреть на меня, не краснея и не выставляя себя дурочкой. Она покрутила ложку и, проглотив, сказала:

— Я не доверяю себе, когда рядом с тобой находятся острые предметы. Я фантазировала о том, как протыкаю тебя палочками для еды, лежа рядом с Баттистой в темноте.

Я ухмыльнулся.

— Ты также можешь убить меня ложкой.

— Ты когда-нибудь убивал кого-нибудь ложкой?

Я откинулся на спинку стула.

— Пока нет. Я никогда не думал об этом. Я внесу это в список.

Аврора съела еще ложку курицы.

— Я не должна тебе помогать. Ты пока не дал мне никаких оснований полагать, что в ближайшее время изменишься.

— Я же сказал тебе, что присмотрю за ним завтра.

Аврора встала и взяла стакан воды. Она с озабоченным видом прислонилась к кухонной стойке.

— Он твой сын. Одного взгляда на него недостаточно. Иногда мне кажется, что ты просто никому не рассказываешь, чтобы привязать меня к себе. Я не могу избегать тебя, пока забочусь о твоем сыне.

Я поднялся на ноги и подошел к ней. Она напряглась, но больше не двигалась.

— Я уже говорил тебе, что ты в моей голове, и оттуда никуда не денешься. С Баттистой или без него, тебе будет очень трудно избегать меня.

— Я даже не могу выразить словами, насколько ты меня бесишь, — прошептала она, когда я остановился прямо перед ней.

Я обхватил ладонями ее щеки и запустил пальцы в ее волосы, глядя на нее сверху вниз.

— Я вижу ярость в твоих глазах, и это чертовски сексуально.

Она со стуком поставила стакан на стойку и схватила меня за предплечья, но не оттолкнула.

— Мне не нравится, какой я становлюсь рядом с тобой. Я не хочу быть ею. Я не хочу, чтобы меня поглотил гнев.

— Тогда позволь себе отдаться похоти.

Она сердито посмотрела на меня. В ее глазах ясно читалась борьба. Я приник губами к ее губам, прежде чем разум одержал верх. Я поцеловал ее так, как давно хотел, о чем мечтал. Я лишал ее дыхания, опустошал ее рот, мои пальцы в ее волосах удерживали ее под моим контролем. Ее ногти впились в мои предплечья, как будто она собиралась оттолкнуть меня, но ее губы прижались к моим, ее язык был таким же нетерпеливым, как и мой. Даже ее тело разрывалось от разных эмоций.

Я убрал руки с ее шелковистых прядей, схватил ее за бедра и поднял на стойку, даже не прерывая наш поцелуй. Я мог сказать, что в тот момент, когда я разорву нашу связь, я потеряю ее. Аврора уперлась ладонями мне в грудь в знак легкого сопротивления, но это было неубедительно.

Я прижался к ней, мое тело ожило от голода, с которым я был совершенно незнаком, когда дело касалось чего угодно, кроме убийства.

Аврора оторвалась от нашего поцелуя и откинулась назад, опершись на руки, чтобы увеличить расстояние между нами.

— Уходи, — выдохнула она. Огонь в ее глазах только разжег мой собственный. Она толкнула меня в грудь. — Уходи. Я так зла на тебя и на себя.

Я отступил, даже если это было последнее, чего я хотел.

— Почему ты сопротивляешься этому?

— Потому что я не буду твоей нянькой с привилегиями или что ты там для меня придумал.

— Я был бы не единственным, кто пожинал бы плоды, поверь мне, — сказал я с ухмылкой. Было невозможно остановиться провоцировать Рори, когда ее реакция была такой забавной и соблазнительной.

Что-то в ее глазах дрогнуло, выражение лица наполнилось яростью, но также и отчаянием.

— Чего ты хочешь, Невио? Ты хочешь трахнуть меня во второй раз? Тогда ты потеряешь интерес? Тогда трахни меня. Я здесь, поступай со мной по-своему. Однажды я лежала и плакала под тобой. Я могу сделать это снова!

Аврора

Моя грудь вздымалась, а горло саднило от вырвавшихся из него слов.

Глаза Невио горели эмоциями, которые я не могла прочесть. Он рывком прижал меня к себе, сдвинул мои шорты и трусики в сторону и провел указательным пальцем по моей киске, обнаружив, что я все еще влажная после наших поцелуев. Мое тело ожило от этого контакта, даже когда мой мозг выкрикивал предупреждения и ругательства в мой адрес.

— На этот раз ты бы не заплакала, только если бы не кончила так сильно. Ты бы умоляла меня о большем.

Я схватила его за запястье. Часть меня хотела удержать его там и проверить его слова, но другая помнила прошлый раз и то, что было после, помнила последние несколько месяцев его преследования, его жестокость, чтобы убедиться, что никто не приблизится ко мне, а теперь и его безответственность, когда дело дошло до его сына.

Я оттолкнула его руку, но он сопротивлялся. Его взгляд поразил меня. Вызов, провокация.

— Я не хочу твоих прикосновений.

Он ухмыльнулся.

— Если ты не примешь мои границы, то все, что осталось от нашей дружбы, умрет.

Он опустил руку и отступил назад.

— Я думал, наша дружба умерла в ту ночь, когда я лишил тебя невинности. — То, как он произнес «невинность», как будто я ничего не понимала в этом, привело меня в ярость.

Это то, что я ему сказала. И тогда я думала, что это правда, но потом он позвал меня помочь ему с сыном, и каким-то образом это заставило меня почувствовать себя особенной, как будто я была его доверенным лицом, хотя я, вероятно, была