органической эволюции и признания взаимных интересов, а не навязыванием со стороны внешних сил. А кульминацией этого процесса станет всеобщее признание таких принципов.

Общее видение Садата слишком отличалось от видения его коллег и современников, чтобы его можно было сохранить. Его пережили практические элементы, которые он считал эфемерными.

Решающее соревнование на современном Ближнем Востоке все еще с нами: это соревнование между сторонниками религиозно или идеологически плюралистического порядка - которые рассматривают свои личные и общинные убеждения как совместимые с государственной системой - и отказниками Садата, занятыми формулированием всеобъемлющей теологии или идеологии во всех сферах жизни. В условиях, когда имперские амбиции угрожают поглотить государства целиком, а мятежи раскалывают их изнутри, видение Садатом международного порядка среди суверенных государств, основанного на национальных интересах, определенных в моральных терминах, может стать оплотом против бедствий.

В обращении, произнесенном в мае 1979 года в Университете Бен-Гуриона, где он получал почетную степень, Садат призвал к возрождению духа относительной терпимости средневекового Золотого века ислама. Он добавил:

Перед нами стоит задача не набрать какое-то очко здесь или там, а построить жизнеспособную структуру мира для вашего поколения и для будущих поколений. Фанатизм и самоправедность не являются ответом на сложные проблемы сегодняшнего дня. Ответ - терпимость, сострадание и великодушие.

Нас будут судить не по тому, какие жесткие позиции мы заняли, а по ранам, которые мы залечили, душам, которые мы спасли, и страданиям, которые мы устранили.

Одной из главных целей Садата была демонстрация присущей Египту независимости. На частном ужине после окончания наших официальных отношений я заметил, что американцы, с которыми он работал, должны быть ему благодарны за то, что он заставил нас выглядеть лучше, чем мы были на самом деле. Садат с некоторым акцентом ответил, что его работа была проделана не ради его или чьей-либо репутации. Он приступил к своей миссии, чтобы восстановить достоинство и надежду египетского народа и установить стандарты мира во всем мире. Как он сказал на церемонии подписания египетско-израильского мирного договора в марте 1979 года:

 

Пусть не будет больше войн и кровопролития между арабами и израильтянами. Пусть не будет больше страданий и ущемления прав. Пусть не будет больше отчаяния и потери веры. Пусть ни одна мать не оплакивает потерю своего ребенка. Пусть ни один молодой человек не тратит свою жизнь на конфликт, от которого никто не выигрывает. Давайте работать вместе, пока не наступит день, когда мечи их превратятся в мехи, а копья - в секиры. И Бог призывает в обитель мира. Он наставляет на Свой путь тех, кого пожелает.

 

Однако Садат не просто "выразил" свою цивилизацию; он изменил и облагородил ее. Как бы он ни почитал эпическое прошлое, его главным достижением стало преодоление шаблона недавней истории Египта. Точно так же, будучи узником, он преодолел заточение, открыв себя для моральных и философских перемен. В своих мемуарах он вспоминал о тех годах:

Внутри клетки 54, по мере того как мои материальные потребности становились все меньше, узы, связывавшие меня с миром природы, начали разрываться одна за другой. Моя душа, сбросив свой земной груз, освободилась и взлетела, как птица, в космос, в самые дальние области бытия, в бесконечность... Мое узкое "я" перестало существовать, и единственной узнаваемой сущностью стала совокупность существования, устремленная к высшей, трансцендентной реальности.

В этом духе, позже, в своей жизни, он преодолел разрыв между египетским и израильским восприятием и первоначальной несопоставимостью их позиций на переговорах. Он понял, что мышление, основанное на принципе "нулевой суммы", приведет лишь к замораживанию статус-кво, столь же противоречащего национальным интересам Египта, как и делу мира. Затем ему хватило необычайного мужества осуществить эту революцию.

В этих усилиях у него были важные израильские партнеры. География Израиля не располагала к героическим жестам. Однако израильские лидеры, сотрудничавшие с Садатом, - Голда Меир, Ицхак Рабин и Менахем Бегин - были тронуты его видением мира. Рабин, в частности, сформулировал понятие мира, параллельное понятию Садата. По случаю подписания Иорданского мирного соглашения в 1994 году он сказал американскому конгрессу:

В Библии, нашей Книге книг, мир упоминается в различных идиоматических выражениях 237 раз. В Библии, из которой мы черпаем наши ценности и нашу силу, в Книге Иеремии мы находим плач по Рахили, матриарху. Оно гласит: "Воздержи голос твой от плача и глаза твои от слез, ибо воздастся труд их, говорит Господь".

Я не перестану оплакивать тех, кого уже нет. Но в этот летний день в Вашингтоне, далеко от дома, мы чувствуем, что наш труд будет вознагражден, как предсказал пророк.

И Рабин, и Садат были убиты убийцами, враждебно настроенными к переменам, которые мог принести мир.

Вскоре после убийства Садата я написал, что еще слишком рано судить о том, "начал ли он необратимое движение истории" или обрек себя на судьбу древнего фараона Ахенатена, "который мечтал о монотеизме среди сонма египетских божеств за тысячелетие до того, как он был принят человечеством". Сорок лет спустя долговечное мирное соглашение между Египтом и Израилем, параллельное соглашение Израиля с Иорданией, даже соглашение о разъединении с Сирией и совсем недавно Авраамовы соглашения - серия дипломатических нормализаций между Израилем и арабскими странами, подписанных летом и осенью 2020 года - стали подтверждением правоты Садата. Более того, даже там, где официальные соглашения еще не заключены, время стерло некоторые пески иллюзий и обнажило твердый камень истины Садата.

В начале нашего знакомства я иногда задумывался о том, что Садат, возможно, вел более долгую игру, чем ему было отведено времени для ее завершения. Выполнив свои непосредственные цели, мог ли он вернуться к прежним убеждениям, или потянуться к другому, еще более масштабному восприятию?

Единственная версия Садата, о которой я могу говорить с уверенностью, - это та, которую я знал. Мы провели вместе несколько часов на различных переговорах, описанных в этой главе, и много вечеров до конца его жизни в более абстрактных, но столь же назидательных беседах в качестве друзей. Садат, с которым я был знаком, перешел от стратегического к пророческому видению. Египетский народ не просил от него большего, чем возвращение к довоенным границам. То, что он дал им, начиная со своей речи в Кнессете, было видением всеобщего мира, которое, как я полагаю, стало его окончательным воплощением и кульминацией его убеждений.

Наш последний разговор состоялся в августе 1981 года во время перелета из Вашингтона в Нью-Йорк после его первой встречи с президентом Рейганом. К тому времени он успел встретиться с четырьмя американскими президентами за