– Уезжай отсюда, – стальным тоном заявил отец.

– О чем ты?

– Мы с матерью потеряли половину твоего детства, потому что тебя у нас забрали. Теперь ты лишаешь себя лучшего времени в жизни твоих собственных детей. Почему? Чего ты боишься? Ты великий солдат, но дети повергают тебя в ужас?

– Не хочу говорить на эту тему, – отрезала Петра. – Я взрослая и могу решать сама.

– Даже взрослая, ты остаешься моей дочерью, – сказал отец.

Он наклонился над ней, и на мгновение у нее возник детский страх, что он ее… ударит. Но он лишь обнял ее и крепко сжал.

– Ты меня задушишь, папа.

– Значит, действует.

– Я серьезно.

– Если тебе еще хватает дыхания, чтобы со мной спорить, – значит я еще не закончил.

Петра рассмеялась. Отец отпустил ее и взял за плечи:

– Ты хотела этих детей больше всего на свете и была права. Теперь же ты пытаешься их избегать, поскольку тебе кажется, будто ты не сможешь вынести горя по тем, которых с тобой нет. Так вот – ты ошибаешься. Я знаю. Ибо все те годы, что тебя не было с нами, я жил ради Стефана. Я не прятался от него из-за того, что у меня не было тебя.

– Я знаю, что ты прав, – кивнула Петра. – Думаешь, я совсем дура? Я вовсе не решила, что не хочу их видеть. Я просто оттягивала этот момент.

– Мы с матерью писали Питеру, умоляя его приказать тебе вернуться домой. Но он лишь ответил: «Она вернется, когда не сможет больше выдержать».

– И вы не могли его послушать? Все-таки он Гегемон всего мира.

– Пока что даже не половины мира, – поправил отец. – К тому же, может, он и Гегемон над народами, но в моей семье у него нет никакой власти.

– Спасибо, что приехал, папа. Завтра я демобилизую свои войска и отправлю их по домам через границы, где им уже не потребуются паспорта, поскольку все это часть Свободного Народа Земли. Я кое-чего добилась, пока сидела здесь. Но теперь мои дела закончены. Я в любом случае вернулась бы, но теперь возвращаюсь потому, что ты меня попросил. Понимаешь? Я готова подчиняться, пока мне приказывают поступать так, как я все равно поступила бы сама.

У Свободного Народа Земли теперь было четыре столицы – к Руанде, Роттердаму и Черноречью добавился Бангкок. Но Гегемон жил именно в Черноречье – в Рибейран-Прету. И именно туда Питер перевез детей Петры. Он даже не спросил ее согласия, и она страшно разозлилась, когда он ей об этом сообщил. Но тогда она была занята в России, а Питер сказал, что Роттердам – не родной город ни для нее, ни для него, а он отправляется домой и забирает ее детей туда, где о них смогут гарантированно позаботиться.

Так что Петра вернулась в Бразилию – где оказалось не так уж плохо. Московская зима была для нее настоящим кошмаром, даже хуже, чем зима в Армении. И ей нравилось ощущение Бразилии, ритм ее жизни, играющие в футбол на улицах мальчишки, полуодетые люди и мелодичный португальский язык, доносившийся из баров вместе с батукой[16], самбой, смехом и острым запахом пинги[17].

Часть пути она проехала на такси, но затем заплатила водителю, попросив отвезти ее багаж в комплекс, и прошла остаток дороги пешком. Ноги сами принесли ее к маленькому домику, где когда-то жили они с Бобом.

Дом изменился. Петра поняла, что к нему добавили пару комнат, соединив его с соседним домом, а живую изгородь между ними срыли. Теперь это было одно большое строение.

«Жаль, – подумала она. – Ничего не могут оставить в покое».

А потом она увидела фамилию на маленькой табличке на стене возле калитки.

«Дельфики».

Петра открыла калитку, даже не хлопнув в ладоши и не ожидая приглашения. Теперь она поняла, что произошло, но не могла поверить, что Питер решился на такие хлопоты.

Она открыла дверь, вошла и…

В кухне стояла мать Боба, готовя что-то с большим количеством оливок и чеснока.

– Ой, – пробормотала Петра. – Простите. Я не знала, что вы… я думала, вы в Греции.

Улыбка на лице миссис Дельфики вполне сошла за ответ.

– Заходи, конечно, это твой дом. Я здесь только гость. Добро пожаловать домой!

– Вы приехали… чтобы ухаживать за малышами?

– Мы теперь работаем на СНЗ. И наша работа привела нас сюда. Но я не могла выдержать ни дня без внуков и взяла отпуск. Теперь я готовлю, меняю грязные пеленки и кричу на эмпрегадас[18].

– Где…

– Спят! – засмеялась миссис Дельфики. – Но могу тебе пообещать – маленький Эндрю только притворяется. Он никогда не засыпает. Каждый раз, когда я на него смотрю, у него чуть приоткрыты глазки.

– Они меня не узна́ют, – сказала Петра.

Мать Боба махнула рукой:

– Нет, конечно. Ты что, думаешь, они вообще хоть что-нибудь запомнят? Дети ничего не помнят до трех лет.

– Я так рада вас видеть. Он… он с вами попрощался?

– Нет, он не был столь сентиментален, – ответила миссис Дельфики. – Но – да, он нам позвонил. И прислал нам любезные письма. Думаю, для Николая это был более тяжкий удар, чем для меня, поскольку он лучше знал Джулиана – по Боевой школе и все такое. Николай теперь женат, ты не знала? Так что, может, скоро у нас будет еще один внук. Хотя не сказала бы, что мы испытываем недостаток в малышах, – вы с Джулианом постарались на славу.

– Можно мне взглянуть на детей? Я буду вести себя очень тихо и не стану их будить.

– Мы разместили их в двух комнатах. Эндрю делит комнату с Беллой, поскольку он никогда не спит, зато она способна спать в любых условиях. Джулиан, Петра и Рамон – в другой комнате, им мешает яркий свет. Но если даже ты их разбудишь – никаких проблем. Во всех кроватках опущены борта, поскольку дети все равно из них вылезают.

– Они уже ходят?

– Бегают, лазают, постоянно откуда-то сваливаются. Им уже больше года, Петра! Они – нормальные дети!

Петра едва сдержала слезы – слова миссис Дельфики напомнили ей о других, не вполне нормальных детях. Но мать Боба вовсе не это имела в виду, и у Петры не было никаких причин упрекать ее за случайное замечание.

Значит, двое, носившие имена детей, о которых она горевала больше всего, жили в одной комнате. Набравшись смелости, Петра первым делом направилась туда.

Ничто в этих малышах не напоминало тех, кого она потеряла. Они основательно выросли и нисколько не походили на младенцев. И действительно – Эндрю лежал с открытыми глазами. Он повернулся и посмотрел на нее.