Мать улыбнулась малышу. Тот зажмурился, притворившись спящим.

«Что ж, – подумала Петра, – пусть сам решает, как ко мне относиться. Я не собираюсь требовать от них любви, когда они меня даже не знают».

Она подошла к кроватке Беллы. Девочка крепко спала, влажные черные кудряшки прилипли к голове. Генетическое наследие Дельфики оказалось весьма непростым. У Беллы отчетливо проявлялись африканские корни Боба, а Эндрю выглядел настоящим армянином.

Петра дотронулась до кудряшек. Девочка даже не пошевелилась. Щека ее была горячей и мокрой.

«Она моя», – подумала Петра.

Повернувшись, она увидела, что Эндрю сидит в кроватке, с серьезным видом глядя на нее.

– Привет, мама, – сказал он.

У нее перехватило дыхание.

– Как ты меня узнал?

– По фото, – ответил мальчик.

– Хочешь встать?

Он посмотрел на стоявшие на комоде часы:

– Еще не пора.

И это – нормальные дети?

Хотя откуда могла миссис Дельфики знать, что считать нормальным? Николая ведь тоже нельзя было назвать дураком.

Впрочем, большого ума от них пока никто и не ждал – оба были еще в подгузниках.

Петра подошла к Эндрю и протянула руку. «Кем я его считаю? – промелькнуло у нее в голове. – Песиком, которому дают руку понюхать?»

Эндрю на мгновение взял ее за пальцы, словно желая убедиться, что она настоящая:

– Привет, мама.

– Можно тебя поцеловать?

Он поднял личико и выпятил губы. Она наклонилась к нему и поцеловала.

Касание его рук, ощущение поцелуя, кудряшки на щеке Беллы… Чего она, собственно, ожидала? Чего боялась?

«Дура. Какая же я дура!»

Эндрю снова лег и закрыл глаза. Как и предупреждала миссис Дельфики, невозможно было поверить, что он спит. Из-под приоткрытых век виднелись белки.

– Я люблю тебя, – прошептала Петра.

– И я тебя люблю, – пробормотал Эндрю.

Петра с радостью поняла: кто-то столь часто повторял малышу эти слова, что он отвечал на них почти машинально.

Она пересекла коридор и прошла в другую комнату, где было намного темнее. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы глаза привыкли к полумраку и она смогла различить три кроватки.

Узнает ли она Рамона?

Слева от нее кто-то пошевелился. Движение застигло ее врасплох, но она была солдатом. В ту же секунду она присела, готовясь к прыжку.

– Это я, – прошептал Питер Виггин.

– Тебе не стоило приходить и…

Приложив палец к губам, он направился к самой дальней кроватке.

– Рамон, – прошептал он.

Петра подошла к кроватке и остановилась над ней. Питер наклонился и зашуршал какой-то бумагой.

– Что это? – шепотом спросила она.

Он пожал плечами.

Если он не знает – зачем ей показывает?

Петра вытащила бумагу из-под Рамона. Это оказался конверт, но почти пустой.

Питер мягко взял ее под локоть и вывел за дверь.

– В темноте все равно ничего не прочитать, – тихо сказал он уже в коридоре. – А когда Рамон проснется, он станет искать конверт и очень расстроится, если не найдет.

– Что там?

– Бумага Рамона, – ответил Питер. – Петра, Боб положил ее туда перед тем, как улететь. В смысле – не здесь, а в Роттердаме. Он сунул конверт под пеленку Рамона, когда тот спал в своей кроватке, рассчитывая, что ты его там найдешь. Так что конверт провел с Рамоном всю его жизнь, хотя малыш обмочил его всего два раза.

– От Боба? – Петра едва сдержала взрыв гнева. – Ты знал, что он написал мне, и…

Питер повел ее дальше по коридору в гостиную:

– Он не поручал передать письмо ни мне, ни кому-либо еще. Если, конечно, не считать Рамона. Боб вверил его попке малыша.

– Но заставлять меня ждать год, прежде чем…

– Никто не думал, что пройдет год, Петра, – как можно мягче сказал Питер, но правда в его словах больно ее уколола. Он всегда умел ее уколоть и никогда этого не стеснялся. – Оставлю тебя одну, чтобы ты могла прочесть.

– Хочешь сказать, что явился к моему возвращению не затем, чтобы узнать, что там написано?

– Петра, Питер вовсе не приехал сюда ради тебя. – В дверях гостиной появилась миссис Дельфики. Вид у нее был слегка потрясенный. – Он давно уже здесь.

Петра уставилась на Питера, затем снова на миссис Дельфики:

– Зачем?

– Малыши его обожают, постоянно по нему лазают. Он укладывает их спать. Они слушаются его куда лучше, чем меня.

Мысль, что Гегемон всей Земли приходит поиграть с ее детьми, показалась ей нелепой. И даже хуже – это выглядело просто нечестно.

– Ты являлся в мой дом и играл с моими детьми? – Она с силой толкнула Питера.

Тот никак не среагировал, даже не пошатнулся.

– Они – прекрасные дети.

– Может, я все-таки лучше выясню это сама?

– Никто тебе не мешает.

– Ты мне мешаешь! Я делала свою работу в Москве, а ты тут забавлялся с моими малышами!

– Я предлагал привезти их к тебе.

– Я не хотела, чтобы они были со мной в Москве. Слишком была занята.

– Я предлагал тебе отпуск, чтобы ты могла вернуться домой. И не раз.

– И тем самым все развалить?

– Петра, – сказала миссис Дельфики, – Питер был очень добр к твоим детям. И ко мне тоже. А ты ведешь себя крайне неподобающе.

– Нет, миссис Дельфики, – возразил Питер. – Лишь слегка неподобающе. Петра – хорошо обученный солдат, и то, что я до сих пор стою на ногах…

– Не издевайся надо мной! – разрыдалась Петра. – Я потеряла год жизни моих детей, и только я в том виновата, – думаешь, я не понимаю?

Из одной детской послышался плач. Миссис Дельфики закатила глаза и направилась по коридору спасать того, кто нуждался в спасении.

– Ты делала то, что должна была делать, – сказал Питер. – Никто тебя не критикует.

– Но у тебя все-таки нашлось время на моих детей.

– Своих у меня нет, – ответил Питер.

– И что, я в этом виновата?

– Я просто хотел сказать – у меня было время. И… этим я обязан Бобу.

– Ты обязан ему намного большим.

– Но хоть что-то я смог сделать.

Петра совсем не желала, чтобы Питер Виггин играл в жизни ее детей роль отца.

– Если хочешь, я уйду. Сперва они будут спрашивать, почему я не прихожу, а потом забудут. Если не хочешь меня здесь видеть – я пойму. Это твои с Бобом дети, и я не намерен насильно вмешиваться. И – да, мне хотелось бы быть рядом, когда ты вскроешь конверт.