– Это мучает Самурая, он хочет покончить с этим раз и навсегда…

Другой голос, женский, приказал:

– Так покончи. Убей мальчишку!

Призрак вскочил на могильный камень, занес кол над головой и спрыгнул в могилу.

2

Самурай вскочил на стол, поднял руку в перчатке и прыгнул на меня. Я пригнулся, от ужаса не понимая, что происходит, где я, почему в его руках кол, ковер это или земля, спальня или кладбище, пригнулся и бросился навстречу: он перелетел через меня и зацепил кресло с Большаком. Кресло перевернулось – откуда оно взялось на кладбище, почему к нему привязан какой-то коротышка? – а я покатился по траве.

Но травы не было, вместо нее – пышный ковер, вместо могильного камня стол, возле которого я поднялся на колени. Самурай, не устояв, упал ближе к двери, вскочил и шагнул ко мне – и тут за его спиной в дверях появился Герен Песчаный.

– Пригнись! – заорал я Самураю, бежавшему ко мне с вытянутой перед собой рукой в перчатке.

За один короткий миг он успел сделать три движения – вцепился в мою шею голой рукой, пригнулся и вонзил зазубренные лезвия мне в грудь.

* * *

Лепреконы Грецки передали Герену Песчаному то, что я сказал им. Услышав, что макгаффин спрятан в Капище, Герен решил уничтожить фиалу. Но он не собирался сам взрываться вместе с ней и оставил себе комок жабьей икры. Теперь колдун швырнул его, но Самурай успел пригнуться – комок пронесся над его спиной и вылетел в окно. Сжимая мою шею, Самурай ударил еще раз. Потом еще. Стоя на коленях, я покачивался от ударов. Его глаза сузились, эльф расставил ноги и занес лезвия над моей головой.

– Кожа единорога? – спросил он.

За окном брошенный Гереном комок икры взорвался, и мгновение спустя за спиной стоявшего в дверях колдуна вскипело огненное озеро.

Красно-черный вал разошелся кругом от места, под которым находилось Капище. Он прокатился по нескольким кварталам и застыл – нагромождение горящих обломков, – а в центре, на месте провалившейся мостовой, плескалось озеро пламени. Содрогнулся весь Большой Дом, и где-то в его недрах возник треск. Он приближался, усиливаясь.

– Где мальчишка взял кожу единорога? – произнес Самурай. – Разве где-то еще осталась… Ха! Ну, тогда Самурай просто отсечет голову мальчишке.

Я опустил взгляд, и эльф тоже посмотрел вниз. Одна сабля лежала на полу, но другую я сжимал обеими руками, клинком вверх, между его широко расставленными ногами.

Мы взглянули в глаза друг другу: его темные зрачки начали расширяться, мгновенно стали огромными, как небо, я увидел в них отражение старого кладбища, камни и мальчика на дне могилы, скорчившегося у ног того, кто стоял над ним…

Но без кола в руках.

Нет, теперь кол был в руках мальчишки – и я рывком поднял саблю, насаживая Призрака на кол.

3

Треск приближался вместе с дрожью, пол начал содрогаться, замерцали свечи. Герен достал кинжал и пошел к кровати. Агнесса извивалась, пытаясь встать. Не было кладбища, не было кола, не было Призрака. Не было мальчишки на дне могилы. Это всего лишь я стоял на коленях, все глубже погружая клинок в тело эльфа. Клинок был очень острый, он входил легко. Руки Самурая повисли, голова откинулась назад, потом качнулась и упала на грудь. Широко расставленные ноги подкосились. Он уже не стоял, а висел, не падая лишь потому, что я обеими руками удерживал его на клинке.

Герен подошел к кровати вплотную, Агнесса что-то выкрикнула, отползая на другой край. Пол ходил ходуном, треск стремительно нарастал. Клинок вошел в тело на всю длину, теперь снаружи осталась лишь рукоять. Я почувствовал текущую по рукам горячую кровь эльфа и отпустил ее. Ноги Самурая подогнулись, он присел, потом упал на колени и медленно повалился навзничь.

Герен взял кинжал за лезвие, собираясь метнуть его в Агнессу, но передумал и шагнул на кровать. Агнесса опять закричала. Я поднял с ковра вторую саблю, упираясь острием в пол, тяжело встал. Трещина, сначала узкая, но мгновенно расширившаяся, стремительным зигзагом прочертила стену, и сквозь нее пронзительный треск ворвался в спальню.

* * *

Трещина рассекла потолок и нырнула под ковер, разделив помещение на две части. Наклонившись, Герен ударил Агнессу кинжалом в голову, и тут же половина спальни перевернулась – часть пола вместе со стеной и дверным проемом ушла вниз, кровать встала на дыбы. Край балдахина стукнул меня в плечо и отшвырнул на перевернутое кресло. Герен кувырком отлетел куда-то в сторону и пропал из виду, я увидел прямо перед собой расширенные глаза Дитена Графопыла, а потом часть ковра, все еще удерживавшая нас, провалилась.

Подо мной мелькали оседающие, грохочущие руины, обломки паркета, мраморные плиты и искореженные стены, подсвеченные багряным заревом, что плясало над разрушенной до основания портовой частью города. Угол кровати возник надо мной – она уже перевернулась ножками кверху, – посыпались подушки, сбоку выдвинулся край стола. Я вцепился в деревянную голову кабана и повис, а по руинам уже скакали мешочки и кувшинчики ловушек. Моя метка запульсировала.

Часть ковра свисала вертикально, и я щекой прижал к ней плетенный из шелковых нитей ремешок. Осторожно повернув голову, сжал его зубами, потом уперся во что-то ногами и выпрямился.

Я стоял на кресле, которое спинкой уперлось в мраморную плиту. Большак застыл, выпучив глаза. Двумя быстрыми движениями я отвинтил голову кабана. Она была полой, и внутри лежала фиала.

* * *

Большак зашевелился и застонал. Что-то дернулось, плита с креслом просела. Я поднял голову и увидел Агнессу на полу уцелевшей части спальни. Сжимая руками виски, она выгибалась всем телом и дергала ногами. Рискуя свалиться, я присел, саблей перерезал связывающие Большака веревки.

И увидел Герена – в багровом свете он стоял среди руин далеко внизу, наблюдая за мной. Я сунул фиалу в карман, уселся, вытянув ноги. Большак захрипел и затряс головой. Руку с отрубленными пальцами он сунул за пазуху, а другой вцепился в мое плечо.

Я опять посмотрел вниз – в стороне от развалин Большого Дома что-то происходило, какие-то фигуры с факелами шли к нам, не то аскеты, не то эплейцы…

Взяв жгут, который все это время сжимал зубами, я сказал Большаку:

– Потерпи еще немного.

Какой-то новый жгут, явно очень мощный. Я положил саблю на колени и коснулся метки.

Патина бурлила, океан эссенции затопил упорядоченные номы. В ней медленно растворялись обломки колоссальной конструкции, что когда-то была Колониальным Единством. Одни уже погружались в эссенцию, словно тонущие корабли, другие пока висели на разной высоте, и вся эта масса медленно, но неуклонно опускалась.

Удивительно – фиала в Патине была точно такой же, как и в реале. Я всегда считал, что правильно говорить «фиал», но почему-то все называли это фиалой. Фиал – нечто вроде широкой чаши, а фиала выглядела как пузырек из синего морского хрусталя, плоский с одной стороны и сферичный с другой. Ее аналог был точно таким же… или не аналог? Возможно ли, что в Патине я видел то же самое, что и в реале, а не обычную энергетическую проекцию? Что она существовала и в Патине и в реале как материальный предмет?