– И ты все еще была в этом платье, когда встречалась с Эдди Ларедо тем же вечером?

– А откуда ты знаешь?

– Я слышала, как вы вернулись. – Затем Блюм добавила с некоторым сомнением: – Но я не знаю, в какой номер ты направилась в конце концов.

– Каждый пошел в свой номер, где мы и оставались до самого утра, – твердо сказала Пайн.

Хотя все могло закончиться иначе, если бы она выпила еще пару бокалов и не была занята расследованием серьезных преступлений.

– Ни секунды не сомневалась.

Пайн на нее посмотрела.

– На полиграфе ты бы провалилась, утверждая это.

Блюм улыбнулась.

– У меня есть еще одна шаль, кроме той, которую я тебе давала. И с ней твой наряд будет выглядеть по-новому в глазах мистера Лайнберри, – сказала она.

– Я не пытаюсь продать себя этому мужчине, Кэрол.

– Верно, но тебе нужна от него информация. И в границах хорошего тона ты должна использовать все инструменты своего арсенала.

Пайн искоса на нее посмотрела.

– Почему мне показалось, что ты хотела использовать термин «женская хитрость»?

– Не думаю, что тут он уместен. И нет ничего дурного в том, чтобы использовать все свои преимущества.

Блюм посмотрела на мочки ушей Пайн.

– А у тебя есть другие сережки, кроме этих гвоздиков с бриллиантами? – спросила она. – Сережки с бирюзой отлично смотрелись бы с шалью, которую я собираюсь тебе дать.

– Нет, – покачала головой Пайн. – Я проколола уши, когда мне исполнилось четырнадцать, заметно позже всех моих подруг. Наверное, меня не особенно привлекали сережки. У меня есть только эти.

Блюм встала и вышла, а через минуту вернулась с парой серег-колец с бирюзой.

– Они будут выглядеть на тебе отлично и подчеркнут твою длинную шею, – сказала она.

Пайн поблагодарила ее, а когда попыталась надеть сережки, Блюм пришлось ей помочь.

– Моя… моя мама никогда ничего такого для меня не делала.

– Возможно, после работы моделью ей надоело заниматься одеждой и аксессуарами. К тому же разве ты не была девчонкой-сорванцом?

– Да, но иногда было бы приятно.

Блюм провела рукой по ее густым волосам, пригладив их.

– Не сомневаюсь, агент Пайн. Было бы.

Пайн начала красить ресницы, потом губы.

– Джек Лайнберри был влюблен в мою мать, – неожиданно сказала она.

– Откуда ты знаешь?

Пайн бросила на нее быстрый взгляд.

– Для этого не нужно быть гением. Я думаю, многие мужчины были в нее влюблены.

– Яблоко от яблони.

– Кэрол, с чего ты взяла? Я совсем не похожа на свою мать. Она никогда в жизни не занималась тяжелой атлетикой. И понятия не имела, что такое смешанные боевые единоборства. А уж если ей сказали бы, что я агент ФБР…

– И что она ответила бы?

Пайн закончила накладывать макияж и спрятала пудру и помаду в сумочку.

– Я не знаю, – рассеянно ответила она. – Да и какое это имеет значение?

– Для тебя имеет, как и должно быть.

– Мне совсем не хочется об этом говорить.

– Но сегодня вечером, возможно, придется.

Пайн удивленно на нее взглянула.

– Что ты имеешь в виду?

– Лайнберри был влюблен в твою мать. А теперь он пригласил на ужин тебя.

– И что с того?

– Несмотря на то, что ты превосходный следователь, иногда инстинкты тебя подводят, когда речь идет о мужчинах.

– Я не совсем понимаю, – сказала Пайн, расчесывая волосы.

– Вот и я об этом. Ты не понимаешь.

– Ты думаешь, что Джек Лайнберри в меня влюблен?

– А ты так не думаешь?

Пайн опустила щетку для волос и посмотрела на нее.

– В его доме возник неловкий момент, когда…

– Когда что?

– Когда у меня появилось ощущение, что он видит не меня, а мою мать. Как в прошлый раз.

Блюм беззвучно соединила ладони.

– Вот тебе и ответ.

– Это было очень странно.

– Из чего следует, что тебе нужно быть осторожной.

– Кэрол, тебе прекрасно известно, что я умею держать себя в руках.

– Если нужно остановить мужчину больших размеров или отыскать улику там, где ее быть не может, или разрулить напряженную ситуацию, я в тебя верю. Но сейчас все иначе.

Пайн села на кровать, чтобы надеть туфли на высоких каблуках, и посмотрела на подругу.

– И что? Как мне себя вести, если станет очевидно…

– …что он тобой увлечен? Ничего не нужно делать. Он взрослый мужчина. И не важно, какие он испытывает чувства, ты не обязана успокаивать его или играть ему на руку. Когда я говорила о том, что тебе следует использовать все инструменты своего арсенала, я не имела в виду, что ты должна водить его за нос, чтобы получить то, что хочешь. Просто будь собой. Если он сделает или скажет то, что тебя смутит, просто донеси до него это. А если он не поймет твоих намеков, уходи. – Она замолчала и улыбнулась. – Только, пожалуйста, не нужно его бить.

Пайн фыркнула.

– Я не сомневаюсь, что ты все это знаешь, но иногда свежие напоминания не помешают. Так что ты должна провести четкие границы. Дай ему знать, что твой интерес носит исключительно профессиональный характер, но не реагируй слишком резко, если он скажет то, что вызовет у тебя раздражение.

– Почему?

– Потому что он тебе нужен для получения информации. Мы здесь для того, чтобы раскрыть тайну, агент Пайн. Не забывай об этом.

Пайн улыбнулась, протянула руку и погладила Блюм по плечу.

– Что бы я без тебя делала?

– Будем надеяться, что мы еще очень долго не узнаем ответа на этот вопрос.

– Здесь для вас слишком много открытого пространства? – спросил Лайнберри.

Они мчались в сторону Атланты в роскошном «Астоне Мартине».

– Нет, я чувствую себя прекрасно, – ответила Пайн. – Это та Джорджия, которую я помню. Теплая и влажная.

Он улыбнулся.

Лайнберри был в темно-коричневом спортивном пиджаке, коричневых брюках и полосатой рубашке. Довершал костюм платок в кармане.

– Значит, вы довольны своей жизнью? – спросила Пайн.

– Я не жалуюсь. – Он посмотрел на нее. – А вы? Вам приходится сталкиваться с проблемами, совершенно мне незнакомыми.