— Я начальник отдела майор Евсеев, — сказал он. — Кто вы и что хотите сообщить?

— Майор Семаго… Сергей Михайлович, — буркнул в ответ Семга.

Коротким жестом Евсеев показал ему на кресло.

— Я вас слушаю.

Семга сел в кресло, посмотрел по сторонам, словно желая удостовериться в том, что они здесь одни. Потом наклонил голову, обхватил ее руками и некоторое время сидел так, слегка покачиваясь в кресле. Евсеев его не торопил.

— В общем так, — проговорил Семга из-под ладоней. — Я тут дел натворил, ёшкин кот… Хочу чистосердечно во всем признаться.

— Не вы первый, не вы последний, — сказал Евсеев. — Говорите.

Семга убрал руки, посмотрел на него. Худощавый, крепкий, интеллигентный, с каким-то не современным выражением лица. Порядочным, что ли? Семга не очень-то верил в человеческую порядочность.

— А что, вы в самом деле тут главный по шпионам?

— Приходилось работать по этой линии, — сказал Евсеев.

Семга открыл и закрыл рот. Последний рубеж, навсегда отсекающий его от нормальных, обычных людей — вот он, перед ним. Шаг, за которым бездна. Это было трудно.

— Я цэрэушникам информацию слил по нашей ракете, — произнес он с усилием. — По «Гвоздю», изделие под индексом «Х-291М»… Все, что смог достать, слил. А они мою Наташку убили, скоты…

Он вытаращил заблестевшие глаза, отер ладонью лицо и затрясся в беззвучном плаче.

— Ненавижу их… Скоты, сволочи…

Евсеев встал, налил в стакан воды из графина, подал ему. Семга отстранил его руку.

— А коньячку не найдется, майор?

— Спиртное не держу, — сказал Евсеев. И добавил: — А вы ведь тот самый Семаго из «Дичковской тройки», я не ошибся. Вы, Катранов, Мигунов. Верно?

У Семги отвалилась челюсть. Он даже плакать перестал.

— Откуда вы…

— Я вел оперативную разработку по делу Мигунова. Лично мы не встречались, вас уже следователь допрашивал… Но заочно все о вас узнал…

Повисла тяжелая пауза. Евсеев поставил стакан, сел на место.

— Мигунов сидит. Казалось бы, все на этом. Но проходит восемь лет, и ко мне приходите вы, Сергей Михайлович. Странно. Либо я не того посадил… — Евсеев быстро взглянул на посетителя. — Либо вы что-то вроде змея о нескольких головах — одну срубил, вторая кусается…

— Того посадили, того, — сказал Семга хрипло. — Только на второй все и кончится. Две головы. Катран к вам уже не придет, как бы там ни сложилось.

— Да, пожалуй, — согласился Евсеев.

Он положил перед собой чистый лист бумаги и ручку.

— Если хотите, я могу попросить, чтобы сюда принесли чего-нибудь… Коньяку.

— Нет, — сказал Семаго с неожиданной для самого себя решимостью. — Не надо ничего.

— Тогда давайте по порядку, Сергей Михайлович. С самого начала.

И Семга рассказал все — с начала и до конца. Последний рубеж пройден, шаг сделан, уже легче. Рассказал про отдых на Майорке, встречу в Москве, про камеру хранения в «Ашане»… И так далее. До гибели Наташки. Правда, про Родиона умолчал, не решился. Так, некий молодой человек по имени Боря, русский, познакомился с ним в ресторане «Палм Палас», оказалось — вербовщик… Потом он прилетел в Москву, 16 октября, кажется… Да, точно, 16-го… Тогда и продал душу дьяволу…

Родиона Семге было жаль. Он ведь помнил его, совсем пацана — тогда, на даче у Мигуна — он еще с какой-то девчонкой сидел, скромный обаятельный парнишка, так не похожий на обычных московских придурков, у которых вместо мозгов «Клинское» бултыхается. И пусть Родька явился первопричиной тех бед, что свалились сейчас на него, Семга не держал зла. Даже наоборот. Вот как будто он и вправду вместо сына ему… Короче, не было никакого Родиона, и все тут. А этого Борю не найдут, ну и хрен с ним!

Ну, а зато своего связного Семга сдал без малейших угрызений совести: и приметы, и марки машин, и номера, и способы связи, даже фоторобот составил. Он готов был даже сам на захват идти, только сказали, что это без надобности. А жаль! Он бы его своими руками удавил, гада, за Наташеньку…

* * *

г. Заозерск. Парк

Над парком ползли тяжелые тучи, кипящее ведьмино зелье. Ветер рвал полы плаща, забирался вверх по ногам. Анна пожалела, что не надела джинсы. Хотела надеть, но не надела. Все-таки джинсы — это не ее образ в данный момент. Мардж Коул джинсы не носит.

Она посматривала то на небо, то на аллею перед собой. Кто успеет раньше — дождь или мистер Воронов? Это он настоял на встрече в парке: опасается компрометирующей аудио- или видеозаписи. Наивный! Если надо, его и здесь запишут… А вот и он, легок на помине!

Воронов шел быстрым шагом, втянув голову в плечи, новая сумка через плечо. Ему так не шла эта походка. Полный, нескладный, неспортивный, одно плечо выше другого, будто «Труссарди» оттягивает.

«Надо сказать, чтобы перестал ее носить, — подумала Анна. — Лучше портфель. — Хороший портфель ему больше подойдет. Впрочем, мы же и подарили эту дурацкую сумку…»

Хотя ей, конечно, все равно. Да и ему, по большому счету, тоже. Комбинация складывалась слишком сложная, слишком подвижная, чтобы ясно разглядеть будущее этого человека. Что-то в тумане, расплывчатое, неясное. Натурализованный американец, говорящий с заметным русским акцентом, успешный писатель, головокружительный успех… Слишком маловероятно. Как выиграть джек-пот в лотерее. Воронову, до 34 лет прожившему на одну зарплату, джек-пот не светит как бы по умолчанию.

Только думать об этом сейчас не стоит. Вербовочная беседа — это святое, так учил Лернер. Нужно очистить себя от деструкций, цинизма, сомнений, унижающей собеседника брезгливости. Нужно верить в то, что у него все будет хорошо, гораздо лучше, чем прежде, что он делает правильный шаг… Тогда он и сам в это поверит.

«Ладно, — подумала Анна. — Все у тебя будет хорошо, Голодный Тюлень! Работа на нас принесет тебе счастье! Ты будешь мыться каждый день, и от тебя перестанет пахнуть потом. У тебя будут деньги, женщины, успех… Я верю в это, верю, верю!!» На самом деле верить в это, несмотря на все старания, у нее не получалось.

— Здравствуй…те, — отрывисто произнес Воронов.

Остановился перед ней, уперся взглядом куда-то в лоб.

— Здравствуй, Виталий, — сказала она и многозначительно улыбнулась, чтобы он вспомнил прелесть ее тела.

Ну вот, теперь самое время ему сказать: «Я согласен! Я готов, черт возьми!». Или пошутить насчет погоды. Ведьмы, шабаш, черти в аду, сделка с дьяволом — что-нибудь в этом роде.

Но Воронов как-то неприветливо замолчал.

И выглядит он плохо. Глаза бегают. Под глазами набухли синие мешки (не спал, что ли?). Рот сжат в тонкую линию.

«Откажет! — вдруг дошло до Анны. — Передумал! Вот так так…»