Минут через пять Лиззи повернула на Гринвич-авеню и пошла по правой стороне, прямиком к кафе, где Кристина несколько раз встречалась с Кэтрин и где, к добру или к худу, познакомила ее с Джоном. На отрезке в десяток метров прохожих поблизости не было, и Крис спросила на нормальной громкости:

– Не знаю, Лиззи, что ты задумала, но, может, ты мне все-таки скажешь? А то я за тобой иду, иду…

– Говорить бессмысленно. По этой жизни ступать надо своими ногами.

Вот они поравнялись с тем кафе. Брюнетка поглядела направо. То же самое, съежившись, проделала и ее спутница: разумеется, внутри за одним из столиков там сидела Кэтрин в компании еще двух незнакомых женщин.

Крис с екнувшим сердцем отвернулась: господи, только бы не заметила!

Но на следующем шаге она замедлилась и украдкой заглянула в кафе еще раз. Две другие женщины во многом смотрелись как Кэтрин. Не по внешности (эти обе были брюнетками с весом и ростом, подобающими их социальному стандарту), а по общему антуражу – нарядам, аксессуарам… У всех троих были модельные прически, дорогие клатчи и стильные айфоны. И каждая сидела с непринужденным изгибом: одна чуть подавшись вперед, другая – чуть назад, третья – чуть вбок. Одним словом, скульптурная композиция «Три грации».

А еще они над чем-то смеялись – по-свойски, манерно.

Как раз когда Лиззи и Крис проходили мимо, одна из участниц этого трио, видимо, брякнула что-то особенно юморное, причем явно скабрезное. С тротуара их кудахтанья слышно не было, но из-за отсутствия звука начавшееся зрелище смотрелось еще более пленительно. Одна из троицы откинула голову, вторая хихикала в ладонь. Кэтрин улыбалась, пытаясь сдержаться, но затем улыбка неохотно вызрела на ее лице во что-то вроде шутливой укоризны: «Ну вы, блин, даете!» В этот теплый момент единения они смотрелись ровней: три эдаких, как бы это сказать… ведьмы. Вальяжные, ухоженные ведьмы с Вест-Виллидж, собравшиеся в местечке, где за пятерку можно взять фужер белого вина, а к нему – изящные тарталетки из ингредиентов, поглощая которые человек еще и набирается здоровья.

Когда же мы втроем увидимся снова? Завтра, дорогие сестрицы, или послезавтра, как только нам того позволят наши занятые, насыщенные жизни. Давайте сверим свои смартфоны. Занесем кое-что в наши виртуальные дневники. Напишем следующий куплет этой нескончаемой песни, «Баллады супермамочек мегаполиса».

Но вот Крис прошла мимо, и внутри как будто погас свет, а они с Лиззи вновь превратились в двух случайных знакомых на тенистом тротуаре. И идти этим холодным декабрьским утром им было особо некуда.

Лиззи провела свою спутницу через дорогу, а затем, по другой стороне, обратно. Когда они снова оказались напротив того кафе, она неожиданно остановилась, чем изрядно удивила Кристину. На людях брюнетка никогда не стояла на месте. Даже находясь примерно на одном и том же пятачке, она постоянно или поворачивалась в разные стороны, или переступала с места на место: назад-вперед-вбок, вбок-назад-вперед…

А вот сейчас она стояла совершенно неподвижно.

– Что такое? – заинтересовалась Крис.

– Ждем, – ответила ее приятельница.

– Чего?

– Этого.

В эту секунду Кэтрин подняла глаза и посмотрела прямо на них. Кристина застыла.

Ей ужас как не хотелось быть подловленной на подглядывании через улицу – хотя она жила всего в двадцати минутах ходьбы от этого места и имела полное право свободно прогуливаться по Виллиджу. В том числе и мимо этого кафе. Она даже имела право в него заходить. В конце концов, она тоже живет в Нью-Йорке. Чтобы заходить в кафешки, ей не нужна никакая членская карточка или ходатайство какого-нибудь особого спонсора. Ну а если она случайно завидела там свою подружку по читательскому кружку, то что может быть естественней, чем остановиться, помахать ей рукой или даже зайти и поздороваться?

Вот это попала так попала! И настолько влом сейчас с улыбочкой махать, а уж тем более подходить и заводить с Кэтрин беседу перед теми двумя особами…

Более хорошими, более реальными, чем она.

Между тем миссис Уоррен взирала на тот пятачок, где стояли Кристина и Лиззи, как-то до странности поверхностно (хотя Крис готова была поклясться, что подруга смотрит ей прямиком в глаза). Она посмотрела туда и повела глазами мимо, как будто и выглянула только затем, чтобы проверить, собирается там дождь или нет, – оказывается, нет. Вот Кэтрин отвернулась к одной из своих собеседниц и оживленно закивала на какие-то ее слова.

– Видишь? – тихо спросила Лиззи.

– Что вижу?

– Какие у тебя ощущения?

Кристина пребывала в замешательстве – собственная незначительность действовала ей на нервы.

– Какие, какие, – процедила она. – Она даже не взглянула. То ли голова занята чем-то другим, то ли подруги ее забалтывают. А может, просто дожидается, когда занятия в школе кончатся. Да мало ли!

– Ты это ощущаешь?

– Да. Потому что все другое было бы глупо.

– Правильно, – сказала Лиззи, поворачиваясь лицом к улице. – Вот так себе и внушай.

– Я не хочу этого делать, – сказала Кристина спустя несколько часов. Они находились возле школы, где учились дочери Кэтрин. А до этого девушки просто гуляли. Хотя точнее будет сказать, шлялись. Магазины и кафе они обходили стороной. Как заметила Лиззи, у Крис не было денег, а саму брюнетку все равно никто не стал бы обслуживать. Так они и кочевали, в бесконечной сопричастности с улицами. Временами Лиззи указывала Кристине на кого-нибудь из подобных им: людей, маячащих на углах, лежащих в кустах скверов, стоящих у дверей и окон ресторанов в стойком наблюдении за теми, кто находится внутри (эти, как правило, высматривали кого-то конкретного, как папарацци караулят знаменитостей). Несколько раз Лиззи показывала на крыши, высокие и низкие, на которых виднелись сидящие мужчины и женщины: кто-то глазел на небо, кто-то вниз на улицы, а кое-кто просто в никуда. Один, разодетый клоуном, ехал на крыше автобуса. А в одном месте так и вовсе обнаружился здоровенный рыжий кот в полосатых штанах, задумчиво сидящий на проезжей части среди потока транспорта. Вид у них всех был потерянный и одинокий.

К тому времени как подруги дошли до школы, до окончания занятий оставалось пять минут и на улице уже теснилась толпа из родителей, в основном из мамаш. Кристина устала, продрогла и озябла.

– Лиз, ну правда. Мне здесь неуютно, – пожаловалась она.

– Дело твое, – пожала плечами ее спутница. Она стояла под деревом, одной рукой придерживаясь за ствол, а другой задумчиво описывая в воздухе круги. – Я ж тебя не держу.

– Если она нас засечет, то позовет копов.

– Ты хочешь сказать, засечет тебя.

– Лиззи, пойдем отсюда. Давай займемся чем-нибудь другим.

Но брюнетка не уходила, и Кристина осталась. Из осторожности она отошла немного дальше вверх по улице и держалась возле ограды одного из домов: стояла там, опустив голову, но не уходила. Вот на улицу уверенным шагом зашла Кэтрин. Обменялась парой фраз кое с кем из матерей – с одной задержалась подольше, с небольшим разговорцем, вначале серьезным, а затем со взаимными улыбками. Видно было, как, просачиваясь сквозь толпу, она кладет кое-кому руку на плечо или предплечье и эти люди радушно пропускают ее, явно сознавая ее право здесь находиться.