От них надо было избавиться. Писатель собрал листы и возвратился к двери в ту часть дома, где стоял бак для переработки отходов. Эта бумага сейчас символизировала, казалось, все, от чего в жизни необходимо отказаться, и с этим намерением Дэвид, сняв с бака крышку, поднял руку для того, чтобы швырнуть туда, как в горнило, всю бумажную кипу.

Внутри бака что-то было.

Что-то еще, кроме жестянок, картонок и стекляшек из-под органического ледяного чая. Вынув эту вещь, хозяин дома почувствовал, как волосы на его затылке зашевелились. Как же, понятно… Он просто не сразу разглядел.

Это был ноутбук. Дэвид, подняв, повертел его в руках. Потасканный, дешевенький. Раньше он его не видел. Какого черта он делает здесь, в этом баке?!

Литератор поспешил обратно в дом. Там он открыл ноутбук, и после некоторой паузы его экран затеплился жизнью. Здесь было так много незнакомого (более мелкий экран, «Виндоус» вместо «Мак», безумная конфигурация рабочего стола), что взгляд Дэвида не сразу ухватил то, что могло показаться ему знакомым. Посередине рабочего стола (заставка – нечеткий снимок целой стаи кошек) был файл с названием: «Аллегория II».

О нет, нет, нет…

Через минуту все было уже ясно. Это был ноутбук Тальи. Дэвид закрыл его и брякнул на пол так жестко, что чуть не разбил – очень уж ему захотелось скинуть эту вещь с рук.

Желудок мучительным спазмом выворачивало наружу.

В его, Дэвида, дом подкинули компьютер мертвой женщины. Если он прав и кто-то действительно пас его из города до дома, то нет сомнения, что они теперь систематически наносят удары.

Проникают в его дом.

Нападают на его друзей.

Пытаются даже привязать его к убийству Тальи. Иначе зачем подкидывать сюда ее компьютер?

Это надо остановить.

Он должен за это взяться.

На ноутбук писатель поглядел так, словно тот мог подпрыгнуть и укусить (сейчас, кстати, первая задача – найти в доме место, где можно его спрятать понадежней). В голову стукнула мысль, что книгу Тальи ему теперь, пожалуй, до конца уже не дочитать. Печально. А надо бы, хотя бы из уважения! Ведь больше никто этого не сделает. Хотелось также узнать, как там все сложится. На этом, самом базовом уровне книга работала, и работала неплохо.

Когда он уносил ноутбук наверх, в голову сама собой пришла еще одна мысль.

А кто-нибудь еще видел книгу Тальи?

Кто-нибудь, кроме него?

Лишь когда Дэвид, запихав ноутбук в недра стенного шкафа, распрямлялся, до него дошло: если он прав и кто-то действительно атакует его через близких ему людей, можно с уверенностью предположить, кого они изберут следующей мишенью.

Первым делом Лиззи двинулась в сторону центра и оставила сообщение. После этого она продолжала кружить, набираясь решимости и сосредоточиваясь. Если уж перешагивать через собственные принципы, то оно должно того стоить. И делать все надо правильно.

С девочками остановиться на чем-либо конкретном было сложно. Да и бессмысленно придумывать что-то заранее: лучше не думать вообще. Непросто было и с Кэтрин, но в другом плане. У этой женщины было уже столько всего, что даже не верилось, как можно хотеть чего-то еще. Хотя у людей такое бывает. Лиззи это понимала. Чем больше имеешь, тем больше хочется: всегда есть что добавить в общую кучу. Хочется больше всякого добра и комфорта, который оно обеспечивает. Тянет облечь себя гнездом, коконом. Это одна из причин, по которой мы имеем друзей, и, по сути, в таком раскладе нет ничего дурного… при условии, что добро вам по средствам. Если же нет, то вы располагаете единственно отсутствием добра, и спустя какое-то время его нехватка начинает вас неимоверно тяготить. Даже удушать.

Парков Лиззи избегала. Там, не ровен час, можно на-ткнуться на Меджа, и хотя увидеть его ей хотелось, она знала: он почувствует, что что-то затевается. Отговаривать ее уже слишком поздно, а спорить с Меджем она не хотела.

И девушка оставалась в беспрестанном движении, в котором пребывала по жизни. Гуляла, бродила, нигде не присаживаясь, неугомонно и безысходно. Она чувствовала, как у нее устали ноги. Не физически, эмоционально. Ноги были для нее понятием усталости – ни больше ни меньше. Если вдуматься, люди столько времени и энергии вкачивают в свои идеи и мечты, что обязаны нести какую-то ответственность за то, что бездумно, в одночасье их бросают. Для них, по сути, и неважно, доходят они до осуществления своих желаний или нет. Важно лишь то, чтобы они согревали, подбадривали. Исключение составляют разве что сами мечты, которые исподволь жаждут сбыться, стать чем-то бо́льшим, чем утешительное, ленивое дыхание пассата мысли, плавно переходящее в штиль наименьшего эмоционального сопротивления.

Вот почему иногда перемены наступали с теми людьми, которые к ним не стремились, – более того, делали все, чтобы их избежать. Сидели себе в своих больших теплых домах со своими большими теплыми жизнями и игнорировали все, что происходит у них за окнами. Это можно делать, если внутри у вас достаточно добра. Если у вас, для начала, есть то самое нутро. Хотя и это не значило, что ситуация не способна поменяться. Ни в чем не нуждаться старалась – очень старалась – и Лиззи, но после стольких лет у нее это все никак не получалось. Но если Лиззи всерьез может воспринимать Кристина, если эта девушка даже вроде как стремится к ней в друзья, то кто сказал, что этого не могут и другие?

Где такой закон – назовите! – который бы гласил, что мечты сами по себе могут не мечтать?

За то, что она была хорошей девочкой – послушной, вдумчивой, внушаемой, – Лиззи ощущала себя ребячливой недотепой. Так вот, время ребячливости и недотепистости прошло.

Оно истекло сегодня.

Сейчас.

Брюнетка собиралась было двинуться на Блумингдейлз, но передумала и заспешила обратно по Пятой авеню. Поход на Блумингдейлз очень уж напоминал возвращение к прежним бедовым денькам. Вместо этого она сейчас попробует улицу, по которой пошла за Кристиной, когда они впервые заговорили. Это показалось уместным: так Лиззи следовала знакам, а она верила в судьбоносные события. Иначе, спрашивается, зачем она повстречала Кристину (и уверовала в возможность реальной дружбы), как не для того, чтобы в голову пришел сегодняшний замысел? Ты засылаешь мысли во вселенную, а бог придает им там форму и отсылает обратно. Так говорил отец Джефферс, и в этом он даже мог быть прав.

Она двинулась вдоль Сорок седьмой улицы, заглядывая в окна. Через несколько минут подвернулся подходящий вариант. Витрина у него была достаточно затейливой, и к тому же он был покрупнее других, что облегчало задачу. Момент девушка выжидала, блуждая по восьмерке радиусом метров в сорок, пока не завидела, как в магазин входит небольшая стайка людей: двое по виду дельцы, остальные – просто обычные покупатели.

Лиззи скользнула внутрь.