Горничная молча глядела на плащ, делая выводы, раздумывая о последствиях.

– Перчатки – для вас. Мадам Аншу – это вы. Вы убили Роуз Кэмпбелл, потому что она об этом узнала.

– Как и вы, она увидела то, что видеть нельзя. Она, по крайней мере, за мной не шпионила. Я думал, Кэмпбелл спит, и она увидела, как я снимаю свой наряд.

Сара развернулась к нему, посмотрела прямо в глаза.

– Почему вы мне все это рассказываете? Почему показали мне плащ?

– Уверен, даже у горничной хватило бы уже ума догадаться.

Сара сглотнула. В горле у нее пересохло, голос дрожал.

– Вы намерены убить меня, доктор Битти?

– Нет, мисс Фишер, я не намерен вас убивать. Я уже убил вас две минуты назад, когда вы выпили чай.

Рейвен вцепился в дверцу, когда брум делал очередной крутой поворот. Сердце подпрыгнуло в груди, когда он почувствовал, что колеса с одной стороны на какое-то мгновение оторвались от земли, но Уилл подавил в себе порыв крикнуть тщедушному кучеру, чтобы не спешил так. Отделавшись от двух пассажиров из трех, теперь тот гнал с еще большей скоростью, и Рейвен не имел ни малейшей охоты ему в этом препятствовать.

С самого начала интуиция Сары сработала верно. Она же говорила, что от этого человека попахивает ложью. На самом же деле не попахивало – воняло ложью, скрывающейся под ароматами сандала и бергамота. Вовсе не Шилдрейк, а Битти был французской повитухой; Битти узнал Рейвена издалека, когда тот поджидал его в доках; Битти убил Спирса из страха, что кабатчик выдаст его тайну. И это к нему пошла сегодня вечером Сара предъявлять свои обвинения, одна и безо всякого представления о том, насколько он опасен.

Все это Уилл понял в ту самую секунду, как услышал про запах. Он увидел то, что скрывалось под покровом лжи, которым окутал себя Битти, и понял, что за человек был перед ним с самого начала. Спокойствие, с каким он наблюдал чужие страдания, проистекало вовсе не от пережитого им горя. Он и в самом деле ничего не чувствовал. Эта невозмутимость, это превосходное владение собой были следствием отсутствия человеческих чувств.

Рейвен вспомнил, как Джон рассказывал ему о несчастной Джулии, о своей единственной любви, которая умерла за день до свадьбы. Какая ярость была написана на его лице за мгновение до этих откровений, какая неистовая злоба на того, кто осмелился ему противоречить!.. В тот раз Битти справился с собой и в ответ выдал историю, такую трогательную, такую печальную, так ладно скроенную, чтобы отвлечь Уилла от его подозрений. Рейвен вспомнил, как доктор не сразу назвал имя своей возлюбленной, когда он об этом спросил. Конечно, ему требовалось время, чтобы его придумать.

И вдруг каждый их разговор предстал в новом свете.

Всегда стоит побольше разузнать о людях, обладающих весом в твоей профессии, на случай, если судьба вдруг сведет тебя с кем-то из них.

Битти хвастал, как много он сумел разузнать о профессоре. Быть может, он все это время знал о том, что у жены знаменитости имеется незамужняя сестра – возможный доступ в семью Симпсона, доступ к его имени? Быть может, этот план имелся у него уже тогда, когда он послал ту окровавленную записку, умоляя о помощи?

Только теперь Рейвен осознал, насколько талантливо Битти играл свою роль. Ему ничего не стоило притвориться, будто он искренне интересуется Миной. Точно так же Битти мог притворяться, что защищает Уилла от последствий смерти Кэролайн Грейсби. Рейвен так никогда и не мог понять, каким образом она могла умереть от эфира. Теперь же практически не сомневался: смерть наступила из-за чего-то, что сделал сам Джон. Это Битти убил Грейсби, как убил и многих других: некоторых случайно, а некоторых, совершенно точно, намеренно. Тех, чье существование угрожало ему разоблачением…

Уилл без колебаний бросился со двора Флинта к бруму, крича кучеру, чтобы тот поспешил, а кучер спросил, куда именно они направляются. И только тут Рейвен понял, что не знает, где живет Битти.

Он выпрыгнул из экипажа, не успел тот остановиться перед домом номер пятьдесят два, взбежал по ступенькам и рывком распахнул дверь. В коридоре увидел Джарвиса; рядом с тем стояла Линдсей. Лицо у нее было кирпично-красным, и явно не только от того, что она долго стояла у плиты. Кухарка была в ярости.

– Где доктор Симпсон? – спросил у них Рейвен.

– Поехал вместе с Ангусом за Маклеви, – ответил Джарвис. – У нас украли экипаж вместе с упряжкой – с вами внутри, как я понимаю. Где вы были? Почему на вас пальто доктора? И не знаете ли вы, где может быть мисс Фишер? Она не вернулась, чтобы прислуживать за ужином.

– Теперь уже может и не возвращаться, – добавила Линдсей. – А даже если вернется, прислуживать ей не понадобится. Она ушла без разрешения, а я этого не потерплю. Девчонка может считать себя уволенной.

Перескакивая через три ступеньки, Уилл взбежал по лестнице в кабинет Симпсона. Он знал, что Битти переписывался с профессором, и надеялся найти в письмах его адрес. Сара говорила ему, что нашла те же сведения в его письмах к Мине, но чтобы получить их от Гриндлей, ему пришлось бы затронуть в разговоре ряд тем, обсуждать которые он готов не был.

На столе профессора царил обычный хаос. На нем валялось столько бумаг, что стол напоминал скорее землю в осеннем лесу с белыми деревьями. Рейвен принялся рыться в бумагах, отделяя заметки профессора от писем и отбрасывая все ненужное на пол. Вскоре он наткнулся на то самое письмо, где Битти официально просил руки Мины. Вот он, адрес: Шраб-хилл, прямо за окраиной Нового города.

Только подняв глаза от письма, Уилл заметил под ним рабочий дневник Симпсона. Дневник был раскрыт на записи о последнем визите: Феттерз-роу, миссис Фиона Макдональд, рождение дочери. В этом дневнике Симпсон подробно описывал все свои визиты, и здесь, конечно, должна быть запись о том случае на Даньюб-стрит, который он дал клятву не разглашать.

Уилл знал, что время дорого, но он просто должен был знать это, особенно в свете его последних открытий насчет Битти. Он принялся лихорадочно перелистывать страницы и наконец нашел нужную запись, сделанную за каких-то несколько часов до судьбоносного открытия в гостиной.

Рейвен почувствовал, как что-то сжалось внутри, когда его подозрения подтвердились: процедура, при которой он присутствовал, являлась на деле попыткой аборта. Но это были пустяки в сравнении с тем, что он пережил, когда принялся читать дальше. Проблема Кэролайн Грейсби состояла не в том, что она не могла забеременеть, а скорее имела противоположный характер. Забеременеть у нее вышло, но даты затянувшейся поездки ее супруга в Америку ясно указывали на то, что отцом он быть не мог. «Нежелательное свидетельство неблагоразумного поведения», – деликатно описал эту ситуацию Симпсон. В ужасе перед возможными последствиями Грейсби предприняла меры, чтобы избавиться от своего положения.

Судя по записям Симпсона – в которых, к счастью, имя Рейвена не упоминалось совсем, – операцию осуществлял некий доктор Джон Морс. Это явно был псевдоним, и Рейвен узнал это имя потому, что оно попадалось ему среди прочих в гроссбухе Дункана и Флокхата.