– Такого намерения у меня не было. Опять ты ничего не понимаешь. Это были необходимые жертвы на пути прогресса. Я подбирал правильную дозу, которая вызвала бы преждевременные роды без вреда для матери. Только представь, какое это будет доходное дело, когда я разработаю эффективное и безопасное средство, позволяющее избавиться от нежелательных плодов страсти – не говоря уже о бесконечно плодящейся бедноте…

Битти выпрямился и встал, чтобы ему было удобнее читать лекцию. Он всегда обожал звук собственного голоса. Рейвен же прилагал усилия, чтобы тот проговорил как можно дольше: единственная надежда на спасение была в том, что, когда Джарвис передаст Симпсону и Маклеви послание, они прямиком примчатся сюда.

– Я торговал своим средством честно. Если пилюля не давала желаемый результат, я предлагал операцию. Очень многие, приняв пилюлю из партии со слишком слабой дозировкой, возвращались ко мне живыми, чтобы потребовать операцию.

– И тогда ты убивал их, точно неумелый мясник.

– А как еще можно научиться, если не на практике? Жизненно важно отточить мастерство, прежде чем предлагать свои услуги богатым дамам из Нового города. На ком же еще учиться, как не на шлюхах и горничных? Первых никто не хватится, а по вторым никто не заплачет.

– А как же Грейсби? Когда ты ее оперировал, мастерство явно не отточил, потому что с тех пор ты убил еще.

– Это в некотором роде был срочный случай. Муж мог причинить неприятности, так что пришлось действовать. И я знал, что, если она умрет, это так или иначе решит мою проблему.

– Так, значит, это был твой ребенок… Ты чудовище, Битти. Primum non nocere. Ты забыл, как ты цитировал мне эти слова? Говоришь, сантименты и сочувствие к пациенту мешают мне в работе, но разве у нас есть иная цель, кроме как облегчать чужие страдания? Увеличивать срок жизни, а не сокращать? Чтобы делать все это, доктор не должен отстраняться от своих пациентов – он должен быть одним из них.

Битти злобно усмехнулся: рассуждения Рейвена явно его позабавили.

– Ты прямо как твой ментор: погряз в чувствах, точно баба… Думаешь, история не забудет его лишь потому, что он избавил пару женщин от повседневной и вполне естественной боли? Не спорю, этот его хлороформ – полезная штука, но тот, кто может видеть общую картину, поймет: страдания играют важную роль. Они необходимы. И жертвы тоже.

Уилл сглотнул, чувствуя, как страх вцепляется в него крепче, чем путы. Убийца сказал все, что хотел сказать, и теперь собирался перейти к действиям.

– Что ты собираешься делать?

– Молодой доктор Дункан был прав, хотя всего лишь шутил. Тебе еще может быть уготовано место в истории медицины. Доктором не станешь, но послужишь науке в качестве подопытного.

Взгляд Рейвена немедленно метнулся к склянкам. Он почувствовал нарастающую панику, попытался разорвать путы, но связан он был надежно.

– Нет, нет, ты не так понял, – сказал ему Битти. – Мисс Фишер, которая лежит тут мертвая, прекрасно послужит этой цели, за что я ей очень благодарен. Даже несмотря на Анатомический акт, трупы для диссекции не так-то просто достать. В то время как ты дашь мне нечто еще гораздо более ценное – возможность опробовать различные хирургические приемы на живом пациенте.

Рейвен почувствовал на плечах грубую хватку: Битти принялся тащить его прочь из кабинета.

– Предупреждаю тебя, – сказал, задыхаясь, Уилл. – С тобой уже покончено. Когда я уходил, Симпсон пошел за полицейским, Маклеви. Я попросил передать им, чтобы ехали по этому адресу.

– И все же их что-то не видно… Но спасибо за предупреждение: я погашу все огни, и когда они придут сюда, то обнаружат, что меня нет дома. Потому что лампы будут гореть исключительно в погребе, освещая наш с тобой труд.

Рейвен увидел его правоту, и ему не оставалось ничего, как закричать:

– Убивают!

Но, не успев еще закрыть рот, он ясно понял: за пределами дома его никто не услышит. И все же Битти остановился и опять склонился над ним, чтобы сунуть ему в рот скомканный носовой платок.

Вот так все и кончится, подумал Уилл. Вот так все и кончится, как до́лжно. Так начался его путь: два тела, распростертые на полу, одно мужское и одно женское. В начале мужчина был мертв, а женщина – жива, пусть испугана и избита. А в конце женщина лежит убитой, а мужчина избит, но дышит – пусть это и ненадолго.

Вот где все началось: дома на кухне, когда он увидел, как отец бьет ее – кулаками и ногами, слишком пьяный и слепой в своей ярости, чтобы понять: вскоре он ее прикончит.

Слишком пьяный и слепой, чтобы увидеть, как его сын крадется к нему со спины, сжимая в руках подсвечник тяжелым основанием кверху.

Он ударил всего раз, попав отцу по затылку. Хотел лишь остановить его, но удар оказался точнее, чем он думал.

В тебе дьявол сидит, всегда говорила она.

В то мгновение дьявол вышел наружу.

Рейвен посвятил жизнь тому, чтобы искупить свой грех, стать доктором: он хотел исцелять и спасать – чтобы спастись самому. Еще одна тщетная затея, одна из многих в его жизни, потому что не было никакого искупления – лишь кривая дорожка, которая привела его в конце концов сюда, чтобы он испытал свои последние муки.

Тут что-то свистнуло, рассекая воздух.

Битти замер. Он отпустил Рейвена и, выпучив глаза, схватился за промежность; на лице его выразилась чистая, всепоглощающая агония.

Он упал на колени, и за его спиной Уилл увидел Сару. Она стояла, крепко сжав кочергу обеими руками; глаза у нее горели.

– У меня также хватило ума догадаться, что самовлюбленный рукоблуд, считающий себя богом, не станет прислуживать горничной, – сказала она.

Не успел Битти хорошенько осмыслить эти слова, как кочерга опять свистнула в воздухе и врезалась ему в череп.

Ее спас чай.

Самая прозаичная из обязанностей определяла ее повседневную жизнь, и это было особенно обидно: бесконечный ритуал, связанный с подготовкой и сервировкой горячего напитка. Но, как ни претило Саре признавать это, именно сие нудное действо спасло ей жизнь.

Мисс Фишер, я должен попросить у вас прощения.

Манера Битти переменилась так внезапно… Закипающий гнев вдруг сменился выражением заботливого внимания, что, видимо, должно было успокоить ее, но вместо того пробудило желание бежать. Нахлынуло предчувствие неизбежной гибели, страх настолько глубокий, подобного коему Сара никогда до сих пор не знала.

Быть может, она могла еще отмахнуться от этого чувства, решив, что оно всего лишь всплеск тревоги в преддверии разговора. Но его намерения стали очевидны, когда мгновение спустя он предложил сделать для нее чаю. Такой человек, как он, не стал бы подавать чай никому, а уж тем более горничной.

В этот момент стало ясно, что он решил ее отравить, и это кошмарное понимание заставило Сару осознать и другие вещи. Чтобы окончательно убедиться, она предложила ему помощь на кухне. Но настаивать не стала, понимая, что, помешай она его плану, Битти наверняка придумает что-то новое.