Крик прикованного к каменной плите мужчины постепенно перешел в едва различимый стон, глаза его ввалились, а поседевшие волосы начали выпадать целыми клочьями. Но что самое главное — потусторонней силы в нем теперь не было вовсе.

— Себастьян, — повернулся ко мне сотник, зрачки которого, как и утром, затянула чернильная пелена. — Зови всех…

— Тебе точно не нужна помощь?

Я на всякий случай нащупал теплую рукоять спрятанного под одеждой серпа. Пальцы уже привычно свела короткая судорога, и оживившиеся из-за разлившейся в воздухе скверны бесы вмиг забились в самый глухой закуток души.

— Нет! — яростно замотал головой зажмурившийся Густав Сирлин, а когда он вновь посмотрел на меня, от затопившей его глаза тьмы не осталось и следа. — Живее всех сюда!

— А прихожане?

— Пока они решатся отпереть входную дверь, нас здесь уже не будет. Или предлагаешь их всех зарезать?

— Ты уверен?

— Успеем! Иди!

— Ну, как скажешь… — Я выглянул из алтаря и помахал рукой преспокойно сидевшему на скамье в первом ряду Ричарду: — Общий сбор!

— Не доверяешь? — усмехнулся сотник.

— Работа такая, — обернулся я к нему. — Мы точно все здесь уместимся?

— Легко.

На самом деле, чтобы собраться всем в алтаре, пришлось потесниться. И просто набиться в комнатку оказалось делом не из легких, так еще Густав велел всем взяться за руки.

— Хороводы водить будем? — пошутил Ловкач, но никто даже не улыбнулся.

Бородачи принялись бубнить какую-то молитву, и от их невнятного бормотания по спине побежали колючие мурашки.

— Сектанты… — прошептал мне на ухо стоявший рядом Пьер, — Зря связались…

— Тише ты! — шикнул я на него, вполне разделяя, впрочем, эти сомнения. Мало нам одних еретиков!

— Искореним ересь… — Подручные Густава никак не Унимались, и в ушах зазвенело от их криков.-…озарит Изначальный Свет…

— …огнем выжжем скверну…

— …отрекаемся от Тьмы…

— …да будет так!

На этих словах Карл Вадер одним движением сноровисто перерезал горло поставленному на колени священнику и повалил его на пол. Тело смертельно раненного человека забилось в судорогах, и по серому камню начала растекаться лужа крови.

Чтоб их всех! Совсем с ума посходили?!

— Главное, не разжимайте рук! — предупредил Густав Сирлин, и тут дверь алтаря Содрогнулась под ударом использованной в качестве тарана скамьи. Доски затрещали, засов выгнулся, но каким-то чудом остался на месте. — Не разжимайте…

И в этот миг из-под ног ушел каменный пол. Мигом позже весь мир заполонила непроницаемо-серая мгла, безмолвие которой разрывал лишь чей-то полный невыносимого ужаса крик. Люди давно растворились в обвившей нас подобно могильному савану пелене непроглядной серости, и лишь страх навсегда затеряться в Пустоте И уподобиться заточенным в ней бесам не давал разжать рук.

Да, бесы уже кружили поодаль, подобно учуявшим запах крови акулам. Кружили, но не решались приблизиться. А когда рискнули, тут же вспыхнули черным пламенем, сродни тому, что жило в проклятых наконечниках.

Густав не подвел…

Очнулся я на берегу небольшого озерца. Холодная вода насквозь промочила одежду, голова кружилась, как после удара свинчаткой, но пришлось подняться и помочь барахтавшемуся в ледяном крошеве Эдварду. Ричард Йорк выбрался сам и выволок Ловкача, Пьеру тоже помощь оказалась не нужна. Хорошо хоть лед не слишком толстым оказался, а то бы все под ним остались.

— Все нормально? — стуча зубами от холода, спросил Карл Вадер.

— Да, — заозирался я по сторонам. А кругом — лишь заметенный снегом вечерний лес.

Лес?! Вечерний?!

— Надо разжечь костер! — тщетно пытаясь согреться, запрыгал на месте Пьер.

— А ты оптимист! — Эдвард Рох первым делом проверил спрятанную в провощенный мешочек запасную тетиву и только потом принялся дышать на занемевшие от холода пальцы.

— Зимы в континентальной части Ланса обычно мягкие, а снег чередуется с дождем, — просветил нас Карл Вадер, — Вот бы моего учителя сейчас сюда…

— Себастьян! — заорал вдруг откуда-то из лесу Густав Сирлин. — Помоги!

Только тут я обратил внимание на доносившиеся до нас с той стороны озера крики и побежал по неглубокому снегу вдоль берега, не решаясь ступить на хрупкий лед. Подскочил к распростертому на земле человеку, которого удерживали навалившиеся сверху бородачи, и выругался: бесноватый!

— Помоги ему! — попросил сотник.

Попросил? Да нет, потребовал. Ты смотри, командир выискался!

Я опустился на колени и приложил ладонь ко лбу одержимого. Тот принялся что-то бессвязно бормотать, из-под опущенных век заструилась кровь, а все тело начала корежить судорога. Покинувший Пустоту бес пожирал душу, и все, что я сейчас мог сделать, — это вырвать нечистого и заточить его в себе.

— Если вырвать беса, он умрет, — поднялся я на ноги. — Если оставить все как есть — тоже.

— Разве нельзя его изгнать? Тебе ведь такое по силам, — нахмурился Густав. — А чтобы выжечь беса, мне твоя помощь не нужна…

— Предлагаешь провести обряд экзорцизма прямо здесь? — обвел я руками заснеженные деревья. — Ничего не выйдет! Слишком темно. К тому же мы просто не переживем эту ночь, если не просушим одежду и не согреемся.

— Тебе нужен свет? — запустил пальцы в заледеневшие на морозе волосы темный сотник. — Свет и тепло?

— Свет мне и тепло моим людям. — Я шагнул к Густаву и понизил голос: — Пойми, мы не можем себе позволить терять время…

— К бесам время! — заорал сотник. — Я не бросаю своих людей, если их можно спасти!

— Спасти одного и погубить остальных?

— Так тебе нужны свет и тепло? — повторил с ненавистью уставившийся на меня здоровяк и вдруг взмахнул рукой в сторону ближайшей сосны. — Получай!

За спиной полыхнуло, полумрак зимнего вечера разогнала ослепительная вспышка, и в следующий миг на меня повеяло жаром лесного пожара.

— Свет и тепло?! — продолжал бесноваться Густав. — На! Вот! И еще!

— Пожалуй, достаточно, — спокойно заметил я, когда вокруг нас заполыхало сразу несколько деревьев.

— Точно?

— Да. Зови всех сюда, пусть греются и одежду сушат.

— А ты?

— Попробую изгнать беса. — Я подошел к одержимому и попросил стоявшего неподалеку Карла Вадера: — Разожми ему зубы.

Тот поспешил выполнить мое распоряжение, и я тут же влил бесноватому почти всю полынную настойку из купленной утром бутылочки. Остатки допил сам, кинул стекляшку в снег и распорядился:

— Нужны колышки и кожаные ремни. Он не должен шевелиться.