Боже. Фрейя.

Бросаюсь вверх по ступеням. Кейт хватает меня за руку, тащит назад.

– Ты с ума сошла, Айса? Пожар! Парафин через пол просочился, там все в огне!

– Пусти! – рычу я, выкручивая запястье. Верный лает отрывисто, словно передает сигнал с помощью морзянки: «Тревога! Тревога!»

– Пусти! Там Фрейя!

Кейт бледнеет и разжимает пальцы.

Успеваю преодолеть половину пути. Закашливаюсь. Пылающие капли парафина просачиваются сквозь щелястые перекрытия, падая огненным дождем. Прикрываю голову ладонями. Жар почти неощутим – его пересиливают першение в горле и резь в глазах. Дым густой, ядовитый, дышать невозможно. Я не думаю о собственных легких, голове, руках. Все мои мысли занимает Фрейя.

Я почти у цели, еще несколько шагов – и ворвусь в спальню. Внезапно путь преграждает Люк.

Обожженные руки кровоточат, рубашка на груди разорвана – видимо, загорелась, и Люк пытался сбить пламя. Лицо искажено ужасом.

– Куда тебя несет? – рычит Люк и сразу же закашливается от дыма.

Сверху слышен звон стекла. Это лопаются бутылочки со скипидаром. Запах ползет по дому. Отлично помню, сколько этих бутылочек находится в мастерской; еще краски, и льняное масло, и растворитель. Сейчас все это лавой прольется сквозь пол прямо в спальню…

– С дороги! – выдыхаю я. – Там Фрейя!

Люк меняется в лице.

– Фрейя в доме?

– В твоей комнате. Пусти!

За его спиной, между мной и Фрейей – огненный туннель. Рыдаю, пытаясь сдвинуть Люка с места или проскочить мимо. Но Люк слишком силен.

– Люк, пусти! Люк! Пожалуйста, пусти!

И тут он отшвыривает меня – не просто отталкивает, а именно отшвыривает, и я падаю на ступени и сползаю вниз, безуспешно цепляясь, обдирая локти и коленки.

– Вниз, Айса! Прочь из дома! Встань под окном и жди!

Люк разворачивается, набрасывает на голову то, что осталось от рубашки, и бежит к спальне.

Кое-как поднимаюсь – сначала на четвереньки, затем – на ноги. Побегу за Люком; не смогу бежать – поползу. Но в этот миг обрушивается потолочная балка. Озираюсь в поисках какой-нибудь тряпки, которой можно обмотать руки и отбросить пылающее препятствие. Или попался бы стул, чтобы отодвинуть балку. Ничего нет. Зато из спальни слышится сдавленный плач Фрейи.

– Под окном встань, Айса, твою мать! – кричит Люк, перекрывая гул пожара.

И до меня наконец доходит.

Люк не потащит Фрейю сквозь этот огненный ад. Он бросит ее в Рич. Моя задача – раскинуть руки. Бегу вниз по лестнице. Надеюсь, что правильно поняла Люка.

Надеюсь, что успею.

Тея, Фатима и Верный уже на берегу, но я не следую за ними по затопленным мосткам – я прыгаю прямо в Рич. Вода доходит до бедер. Она так холодна, что дыхание перехватывает; зато от мельницы пышет жаром.

– Люк! – зову я, преодолевая сопротивление воды. Теперь я как раз под окном спальни, и вода леденит мою грудь. Течение подхватило подол платья, тащит на глубину. – Люк, я здесь!

За стеклом маячит его лицо. Люк пытается поднять оконный шпингалет, толкает разбухшую раму. Окно не открывается. Люк начинает бить по раме плечом.

– Да разбей ты его! – кричит Кейт.

Она тоже прыгнула в воду, она спешит ко мне. Тут окно поддается, распахивается со звоном, и Люк снова ныряет в дымную глубину спальни.

Сначала мне кажется, что он передумал, но вот я слышу захлебывающийся визг. Фрейя. Моя Фрейя. Она кричит, и брыкается, и кашляет, и давится дымом.

– Я готова! Бросай ее, Люк! Бросай же!

Его плечи слишком широки для этого окошка. Люк вытягивает одну руку, высовывает голову, каким-то чудом умудряется перехватить Фрейю и, почти зависнув над Ричем, тянется вперед, боясь промахнуться. Фрейя бьется на его предплечье, удерживаемая только сгибом локтя.

– Бросай! – надрываюсь я.

И Люк распрямляет руку.

Фрейя не кричит, потрясенная фактом полета.

Целый миг полы распашонки кажутся крылышками. Успеваю запечатлеть в памяти круглое, зареванное, застывшее в недоумении личико. Затем раздается мощный всплеск: я поймала Фрейю на руки, мы обе упали в воду.

Где она? Шарю под водой, нащупываю цепляющиеся ручонки, тяну… вытягиваю, но поскальзываюсь и падаю снова, и течение тянет нас в море.

На помощь приходит Кейт. Подхватывает меня под мышки (Фрейю я крепко прижала к груди), помогает устоять. Тонкий голосок Фрейи – словно шило, пронзающее ночь. Фрейя негодует, ей холодно, соленая вода саднит глазки и ротик – но ее негодование восхитительно. Фрейя – жива; она жива, жива, жива, и сейчас нет ничего важнее.

Увязая в иле, плетусь к берегу. Фатима хватает Фрейю, а мне помогает Тея. Мое платье тяжело от воды и ила, я захожусь смехом, а может, рыдаю – трудно определить.

– Она цела? – повторяю я. – Фати, Фрейя цела?

Фатима пытается осмотреть Фрейю, игнорируя по возможности крики и брыкания.

– Цела. Вроде цела. Тея, возьми мой телефон, позвони в службу спасения. Быстрее.

Фатима возвращает мне моего ребенка, близкого к истерике, и хочет помочь Кейт выбраться на берег. Но Кейт далеко. Кейт стоит под окном, простирая руки, и молит:

– Прыгай! Ну прыгай же!

Люк смотрит сверху – на Кейт, на глубокую, неспокойную воду. Кажется, сейчас прыгнет. Внезапно он качает головой. На лице – спокойная решимость.

– Прости меня, – произносит Люк. – Прости за все.

Он делает шаг назад – от спасительного окна, в глубину дымной спальни.

– Люк!

Вопль Кейт подобен набату. Кейт бегает вдоль берега, пытается заглянуть то в одно окно, то в другое, надеется увидеть Люка, рвущегося к ней сквозь пламя. Но Люка нет. Нет вообще никакого движения.

Почему-то я не сомневаюсь: Люк лег на свою старую кровать, свернулся калачиком, закрыл глаза. Наконец-то он дома…

– Люк! – зовет Кейт.

И прежде чем я угадываю ее намерение, прежде чем мы успеваем ее остановить, Кейт, преодолевая сопротивление воды, бросается к дверям отцовского дома.

– Да, да, на мельнице пожар, – плачет Тея в телефон. – Пожалуйста, поспешите. «Скорая» пусть тоже приедет.

– Кейт! – кричит Фатима. – Кейт, что ты де…

Но Кейт уже на крыльце. Она вытягивает мокрые рукава, хватается за раскаленную дверную ручку и исчезает в доме, закрыв за собой дверь.

Фатима делает рывок, и я, уверенная, что ей взбрело бежать за Кейт, хватаю ее за руку. Фатима замирает возле мостков, рядом со мной и Теей, рядом со скулящим Верным, в черном дыму, что валит от мельницы.