безумия. Любовь Гэндзи и Мурасаки, ставшей впоследствии его женой, поддерживается ее сходством с Фудзицубо, а тем самым и с матерью Гэндзи.

Инцестуальный оттенок в любви к Мурасаки дополнительно подчеркивается тем, что отцовская нежность к девочке смешивается с зарождающейся страстью и постепенно уступает место последней. Эта психологическая амбивалентность показана очень подробно и через мысли самого Гэндзи (например, мечтая, как отец, воспитать красивую девочку, он вдруг испытывает желание, чтобы это было настоящее любовное приключение), и через восприятие женщин, окружающих юную Мурасаки. Таким образом, «метафорический» инцест типа «сын/мать» (Фудзицубо) заменяется типом «отец/дочь». Замечательно, что история с Мурасаки в этом плане имеет ряд паваллелей в амбивалентном отношении Гэндзи к дочерям его бывших любовниц — к Акиконому, дочери Рокудзё, и особенно к Тамакадзуре, дочери Югао. Гэндзи оттесняет родного отца Тамакадзуры и делается сам ее приемным отцом, но под этой уже лицемерной маской он вынашивает любовные планы, причем воспоминания о былой любви к Югао только обостряют его страсть к ее дочери. Наконец в какой-то мере в том же ряду стоит и официальный брак Гэндзи с Нёсан, в котором, однако, наоборот, супружеские отношения с юной принцессой являются формой «отеческого» покровительства; красота Нёсан поражает его только в последний момент, перед ее пострижением в монахини. Такая психологическая реактуализация архетипа инцеста в романе может быть связана не только со стойкостью инцестуальных мотивов в древнеяпонской мифологии (брак богов-близнецов Идзанами и Идзанаги, культ богини-матери и чудесно рожденного ребенка), но и с эндогамностью брачно-семейных связей в высшем аристократическом обществе в средневековой Японии.

Вместе с тем архетипическая инцестуальная тема преображается в чисто романическую тему «верности сердца», ведущей к переносу любви на внешне сходных, в том числе с матери на дочь.

Асоциальный гибельный характер страсти демонстрируется не только инцестом, но и менее острыми нарушениями социальных границ, ибо любовь сталкивает Гэндзи то с социально высшими (Обородзукиё — свояченица нового императора, впоследствии жена императора, и Фудзицубо), то с социально низшими (Уцусэми, Югао и др.), не говоря уже об адюльтере, как таковом. Изображая, как любовь ведет к страданию и гибели, Мурасаки Сикибу использует синтоистские (дух ревнивой Рокудзё убивает соперниц) и буддийские представления (карма проявляется в том, что Нёсан рождает от молодого Касиваги ребенка, который формально считается сыном Гэндзи, точно так же как сын Гэндзи считается сыном старого императора). Любовь ведет к гибели, однако самые сильные вспышки любви возникают перед смертью. Но эта связь, отчасти продолжающая темы японской лирики, не обнажается все же в своих ритуально-мифологических архетипических корнях. Эндогамность (т.. е. запрет браков и любовных связей вне довольно узкого круга) с очевидностью выступает в самом романе; о ней сообщает и специальная историко-этнографическая литература (см.: Мак Каллог, 1967). Отчасти в силу эндогамии в хэйанском придворном обществе практиковались нередко браки между близкими родственниками, за исключением, разумеется, браков родителей и детей, родных братьев и сестер, также за исключением — но не абсолютным — пасынков. В. Х. Мак Каллог обращает внимание на то, что Югири сдерживает себя в отношении Тамакадзуры, считая ее своей сводной сестрой, и по тем же причинам, после выяснения того, что она дочь не Гэндзи, а Тюдзё, за ней перестают ухаживать Касиваги и Кобаи, сыновья Тюдзё.

Аналогичным образом Югири сдерживает свои чувства по отношению к мачехе Мурасаки, а Фудзицубо приходит в ужас от любви к ней «пасынка» Гэндзи (Мак Каллог, 1967, с. 135 — 137). Но Мурасаки не только подчеркивает опасность нарушения формальных табу, но придает этим табу именно инцестуальный оттенок за счет психологического фактора — ассоциаций, ведущих к родной матери, или все время объединяющих в качестве любовных объектов мать и дочь, или смешивающих отцовские и супружеские чувства. Мурасаки собственно оперирует «метафорическим» инцестом мать/сын и отец/дочь, и этот метафорический инцест порождает впечатление инцестуального смешения чувств.

Характерно, что Гэндзи иногда грезит о любви за пределами двора — с «простой» девушкой. Не случайно его трогает лишенная всякой манерности бедная Югао, не случайно он зачарованно слушает рассказ о живущей на одиноком берегу поэтичной Акаси и т. п. Впрочем, эта непритворная «простота» не должна сочетаться с невоспитанностью, плохим вкусом, отсутствием утонченности, а источником эстетического воспитания и тонкости чувств остаются двор и «свет». Любовь вне двора, запретная любовь к женщинам низших социальных рангов, т. е. со своего рода нарушением эндогамии, также ведет к драматическим коллизиям и гибели любимых женщин (той же Югао).

Любовь является источником страданий и гибели; рано умирают любимые героем Фудзицубо, Югао, Аои, Мурасаки. Любовь и смерть в большей мере сближены в «Гэндзи моногатари», чем в «Тристане и Изольде» даже в версии Тома. При этом самые сильные вспышки любви возникают перед разлукой или смертью (чего нет в «Тристане и Изольде»). Орудием гибели Югао, Аои и Мурасаки является, как мы знаем, дух томимой ревностью Рокудзё, старой любовницы Гэндзи (дух действует помимо ее воли как при ее жизни, так и после смерти)..

Ревность, оборотная сторона любви, в изображении Мурасаки Сикибу — один из главных источников страданий. Психология ревности развернута на примере Рокудзё, Аои и особенно Мурасаки, а дополнительные штрихи дают сцены между Кумой и Югири (когда Югири решает взять вторую жену) или между женой генерала Хигэкуро, шурина императора, и ее супругом по поводу готовности генерала жениться на Тамакадзуре. Чувства Рокудзё представляют собой клубок противоречивых эмоций — ревности, стыда за свои поступки, страха окончательно оттолкнуть Гэндзи. Ее поведение дано в контрасте с поведением Аои, первой жены Гэндзи, у которой ревность ведет к проявлению высокомерия, холодности по отношению к мужу, нежеланию замечать его нежность. Мурасаки — тип идеальной жены — старается подавлять в себе вспышки ревности к Асагао, к Акаси и, наконец, к Нёсан, хотя попытки Гэндзи ее успокоить обычно имеют обратный результат. Умение Мурасаки сдерживать ревность все больше увеличивает глубокую привязанность к ней Гэндзи, но сламывает ее окончательно. Она убита одновременно своей собственной ревностью и демоном ревнивой Рокудзё. Сцены между Югири и Кумой и особенно между генералом Хигэкуро и его супругой являются образцом чисто бытового изображения вульгарного скандала на почве ревности, демонстрацией банальной женской истерики.

С исключительным мастерством Мурасаки Сикибу умеет изображать драматизм как самих любовных переживаний, так и порой неразрешимых внешних коллизий, ими порождаемых. Как мы уже отмечали, Мурасаки Сикибу при этом прекрасно отдает себе отчет в отрицательном влиянии полигамии, аристократического высокомерия, браков по расчету и т. д., но возлагает полную ответственность на саму человеческую природу. Она очень чутко воспроизводит страдания своих героинь, происходящие из-за