пользуется приемом контрастов, в том числе и противопоставления (в рамках отдельных эпизодов и глав) друг другу женских характеров. Так, например, глава 9 построена на конфликте и резком контрасте холодно-надменной Аои и страстно-демонической Рокудзё. Глава 3 рисует пленительную в своей тихой сдержанности Уцусэми на фоне ее падчерицы, ведущей себя свободно и небрежно. Не раз на страницах романа сопоставляются гармоничная, жизнерадостная Мурасаки и ранимая, болезненно деликатная, всегда готовая устраниться Акаси. Однако, несмотря на это специальное использование приема контраста, в общем и целом женские характеры подаются в романе как серия незаметно переходящих друг в друга вариантов (что соответствует ассоциации с оттенками красного цвета). Такой подход объясняется тем, что перед нами не только первая попытка изображения психологии характеров, но и буддийские представления о различных личностях как различных комбинациях одних и тех же начальных элементов. В порядке варьирования пугливости Уцусэми противостоит доверчивость Югао, пугливости Нёсан — самоуверенность Аои, жизненной неустойчивости Югао — твердость ее дочери Тамакадзуры и т. п.

Большинство женских характеров (за исключением комически заостренного облика чудаковатой Суэцумуханы) обрисовано очень мягко, так что все они составляют некую непрерывную цепочку, оцененную с точки зрения соответствующих идеалов. В духе средневековой японской эстетики идеал включает прежде всего тонкую чувствительность и хороший вкус, гармоническое изящество, уравновешенность и неброское, может быть, даже скрытое очарование. Некоторым «субъективным» эквивалентом скрытого очарования является неожиданное обнаружение непредвиденных положительных качеств, о чем много говорят молодые люди «в дождливую ночь» в главе 2. Способность тонко чувствовать является общей чертой женских характеров в «Гэндзи моногатари». Больше всех удовлетворяет идеальному комплексу гармоническая, уравновешенная Мурасаки, но в образах Уцусэми, Югао, Акаси, Нёсан специально подчеркнуты их скрытое очарование, их неброская красота, хрупкость и нежность, пленяющие Гэндзи. Особо ценятся природный вкус и такт — результат самой натуры, а не воспитания, например у Югао и ее дочери Тамакадзуры. Приоритет внутреннего над внешним очень важен, но и здесь есть граница, нарушение которой показано на примере Суэцумуханы. Самоуверенная надменность Аои и бешеная несдержанность Рокудзё маркируют другие возможные пределы отступления от идеала.

Разнообразным вариантам женских характеров противостоит гораздо более ограниченное число мужских, в основном сам Гэндзи. Очень важно подчеркнуть, что Гэндзи является одновременно и идеальным героем, и воплощением человека вообще. Гэндзи наделен такой красотой, что «старые монахи забывают в его присутствии грехи и заботы жизни, от которой они отказались, и хотят жить немного дольше в мире, где так много красоты» (Гэндзи моногатари, пер. Уэйли, с. 85). Гэндзи обладает идеальным вкусом и душевной тонкостью. Он прекрасно рисует, играет на кото, танцует, имеет солидное образование в китайском духе и т. д. Ни одна из женщин, по крайней мере во времена его юности, не может ему противостоять. Среди его достоинств, однако, не упоминаются воинское искусство и храбрость (правда, во время бури и он не хочет прослыть трусом). Мы уже не раз упоминали об отсутствии идеала воина и презрении к войне и грубой силе в хэйансшм придворном обществе.

Следует, подчеркнуть, что Гэндзи специфически романический герой, немыслимый не только в исторической хронике или героическом эпосе, но даже и в продолжающих эпические традиции западноевропейских рыцарских романах. Он совершенно изъят из воинской и даже политической сферы и погружен в частную жизнь. Этому способствуют как сама его судьба, так и отсутствие у него вкуса к политике. Он сам говорит об этом престарелой матери своей первой жены: «Я не создан для общественных дел» (там же, с. 760). При этом, однако, он остается героем, и героическое в его характере отчасти проявляется в том, что, будучи глубокой натурой, он все доводит до конца.. Многочисленные любовные приключения Гэндзи являются его главными подвигами, внешне сопоставимыми с рыцарскими приключениями в западноевропейском средневековом романе. Это породило у европейских критиков очень прочное сравнение Гэндзи с Дон Жуаном. Тип циничного покорителя сердец, по-видимому, был выведен в не дошедшем до нас (но упоминаемом в разных источниках, в том числе в «Отикубо моногатари», в «Записках у изголовья» и в самом «Гэндзи моногатари», гл. 2) моногатари о Катано, но таким вовсе не является Гэндзи, В отличие от Дон Жуана Гэндзи нисколько не восстает против общепринятой морали и религии (см. об этом: Жанейра, 1970, с. 71—74). Даже эстетизированная трактовка Дон Жуана как переходящего от женщины к женщине в вечных поисках идеала не соответствует облику Гэндзи. Гэндзи, наоборот, и это очень важно отметить, отличается особой «верностью» сердца, неумением никого забыть, способностью мгновенного и интенсивного воспроизведения эмоций, отсроченных на многие годы (гл. И). «Не было в его обычае забывать тех, кого он когда-либо любил» (Гэндзи моногатари, пер. Уэйли, с. 109), и он практически: всю жизнь опекает тех, кого однажды полюбил или с кем когда-то имел случайную связь. Исключительная эмоциональная память составляет специфическую черту душевного склада Гэндзи и делает его в известном смысле идеальным героем, как бы чувствительным прибором, реагирующим на все прекрасное.

Мы уже вскользь отметили, что «верность сердца» парадоксальным образом как бы объясняет перенос любви с матери на дочь или на некоторых других женщин. Вместе с тем, как уже говорилось выше, Гэндзи не только идеальный герой, но и воплощение человека вообще, вследствие чего он не лишен и слабостей, по-разному проявляющихся в разные периоды жизни; его судьба формируется на наших глазах его поступками, развертывается в «многократную» жизненную драму. На материале его жизни читатель познает действующие психологические механизмы, связь причин и следствий, понимаемую на буддийский лад. Высокая чувствительность и одновременно гармоничность натуры Гэндзи только подчеркивают неотвратимость действия этих механизмов и связей. Предшествующее изложение уже содержит целый ряд примеров.

Характер Гэндзи в некоторой степени оттеняется прочими мужскими образами — его друга-соперника Тюдзё, сына Югири, друга последнего — Касиваги, внука Ниоу и мнимого сына (фактически сына Нёсан от Касиваги) Каору. Сюжетно Ниоу и Каору как два друга-соперника отчасти повторяют в этом же смысле Гэндзи и Тюдзё. Кроме того, Ниоу и Каору как бы продолжают разные, противоположные стороны характера Гэндзи.

Не говоря уже о том, что дети и внуки (в их числе и мнимый сын) продолжают карму Гэндзи, они именно в силу разных характеров демонстрируют универсальность и неизбежность действия тех же законов и неизбежность противоречий и страданий. В частности, Югири, казалось бы, обладает более строгим и целеустремленным характером и умом, чем его отец, стремится избежать компромиссов и лицемерия в личной жизни, но это только делает жизненные конфликты более резкими. Начав как «однолюб» с идиллического брака с Кумой, он впоследствии