Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все эти «джентльменские отношения» с Равенной и Константинополем нарушил новый папа, Мартин I (598—655 гг., на кафедре в 649—653 гг.), ярый «антивизантинист» и не менее ярый защитник правоверия, за что он в конце концов серьезно поплатился. На Латеранском соборе 649 г. он осудил монофелитство как явную ересь, а также и указ василевса о «неисследовании» воль Христа («Типос»). Предусмотрительный Мавр на собор не поехал, ссылаясь на опасность от лангобардов, а император в ярости повелел равеннскому экзарху Олимпию арестовать папу и привезти его на суд в Константинополь. Есть известия о том, как он попытался дезорганизовать работу Латеранского собора, а то и подослать к папе убийцу (что вряд ли заслуживает доверия, особенно если учесть типичную христианскую побасенку о том, что нечестивец внезапно ослеп, пытаясь поразить папу; впрочем, есть и вполне земное объяснение – что арестовавшие покушавшегося в ярости тут же ослепили его). О внезапной метаморфозе, постигшей Олимпия, вдруг превратившегося из «гонителя» в защитника веры, хорошо пишет О.Р. Бородин, давая при этом анализ действующих сил конфликта: «Предварительно Олимпию нужно было склонить на свою сторону “exercitus” как в Риме, так и в Равенне. Однако столкнувшись с тем, что “exercitus Romanus” оказывает папе безоговорочную поддержку, экзарх переменил фронт, вошел в контакт с папой, показал ему секретные инструкции императора и объявил себя независимым от империи. В течение четырех лет он, в союзе с папой, удерживал власть в Византийской Италии, пока не погиб на Сицилии (вероятнее, умер от эпидемии. – Е.С.). В будущем папа Мартин, отвечая в Константинополе перед судом по обвинению в поддержке мятежа Олимпия, спрашивал: “Как мог я противодействовать этому человеку, если он распоряжался вооруженной силой всей Италии?” Папа пытался скрыть тот факт, что именно римская militia встала тогда на защиту Святого престола. Экзарх сумел привлечь ее на свою сторону только благодаря примирению с папой. Однако социальная опора движения Олимпия определена Мартином очень четко. Это exercitus Romanus, который… к середине VII в. в основном представлял собой иррегулярное воинское формирование, составленное из представителей господствующего слоя населения городов». При этом тот же автор отмечает: «Измена экзарха Олимпия, состоявшего в союзе с папой Мартином, превратила Мавра, по верному замечанию А. Симонини, в единственную опору империи в Италии. Власть Олимпия, видимо, практически не распространялась на Равенну. Новый экзарх Феодор Каллиопа (643—645, 653 гг. – то было его повторное назначение на должность. – Е.С.) нашел Мавра в Равенне, пользующимся самым высоким авторитетом в городе и готовым принять представителя империи. Экзарх сразу же отправился в Рим, с тем чтобы арестовать папу Мартина I. Видимо, он нашел в Равенне верное империи войско» (что характерно, за время своего 4-летнего правления Олимпий так больше ни разу не побывал в Равенне, а верность равеннского войска империи подчеркивается беспрепятственным вступлением в должность Каллиопы).
Отметим этот важный момент, благодаря которому василевс, помнивший и оценивший заслуги Мавра (а о них мы еще поговорим) дарует равеннской Церкви автокефалию, сиречь полную независимость от Рима. Но пока разберемся с арестом папы Мартина, благо он довольно подробно задокументирован.
Экзарх прибыл в Рим с большими вооруженными силами – он явно опасался сопротивления со стороны римлян, хотя папско-олимпиево войско серьезно пострадало в Сицилии от болезней и арабов и возвращалось постепенно, небольшими отрядами, измученное и деморализованное. Разбитый подагрой папа, ожидая мало хорошего от Каллиопы, приказал отнести свое ложе в церковь Спасителя при Латеранском дворце, но при этом поручил встретить экзарха с честью. 15 июня 553 г., в воскресенье, экзарх вошел в Рим, переночевал в Палатинском дворце и на следующий день пошел к папе «с визитом». (Папа считал, что Феодор нарочно не пошел к нему в воскресный день, полагая, что собравшийся на службу народ защитит его.) Сначала от экзарха к папе прибыли посланцы, довольно резко заявившие, что папа со своими сторонниками готовит кровопролитие, для чего в храме загодя собраны оружие и камни, а то и спрятанные воины. Папа позволил обыскать храм; когда ничего подобного обнаружено не было, посланцы подвергли папу оскорблениям и ушли; их сменили воины, разгромившие храм и его утварь и избившие священнослужителей, пытавшихся заслонить от них ложе с папой; затем только явился экзарх, которому уже ничего не угрожало, и объявил папе о его аресте, заодно упомянув, что Мартин не получил императорского утверждения и потому занимает кафедру незаконно. Клирики вновь хотели защитить папу, но он сам приказал им прекратить сопротивление, говоря, что готов скорее сам 10 раз умереть, нежели позволить, чтобы из-за него произошло кровопролитие. Папа изъявляет согласие отправиться в Константинополь, если ему разрешат взять своих сторонников из клира, – он полагает, что дело идет только о вопросах веры, и наивно надеется доказать истинность своих воззрений перед императором и еретичествующим восточным духовенством. Каллиопа, чувствующий себя весьма неуверенно во враждебном ему Риме, хватается за эту зацепку и дает свое согласие, заявляя при этом, что он и сам верует так, как римляне. Папу переносят в Палатинский дворец, потихоньку собирают ему спутников и «багаж», и так проходит месяц с лишним; внезапно Каллиопа делает резкий и неожиданный ход – 19 июля папу переносят в порт и в сопровождении всего 6 верных слуг отправляют на Сицилию, оттуда – на остров Наксос, и потом уже, через год невыносимого заключения – в Константинополь (17 сентября 654 г.). Последовали долгие месяцы ареста, издевательств, смертный приговор – причем папе «сшили дело» вовсе не на теме монофелитства, которое этот наивный человек хотел опровергнуть; его обвиняли в политических преступлениях – участии в восстании Олимпия (что, конечно, было верно), связи с арабами, в ереси – что он не почитал Марию Богоматерью, и т.д. В последний момент василевс заменил казнь дальней ссылкой, в Херсонес Таврический, где через несколько месяцев папа умер. Римская Церковь немедленно признала его мучеником – он был ей необходим как знамя борьбы с константинопольской ересью и за независимость, хотя письма папы из ссылки свидетельствуют, что римляне не особо заботились о нем при конце его жизни из страха перед императором: «Хлеб здесь… больше известен только по имени… Я удивлялся и удивляюсь безучастию моих друзей и родственников;