— Вот в это я не верю.

— Я тоже… — Нова снимает майку, завязывает бретели комбинезона на поясе, ложится животом на подушку и берет масло для загара. — Надеюсь, сегодня придет Коул.

— Коул Дешанель?

— М-м…

— Ты поосторожнее с ним.

Она улыбается.

— Мне нравятся опасные парни.

— Тебе нравится бегать с ножницами, — говорит Мерси.

— С ножницами бегать?

— Да. Рисковать без нужды.

Нова протягивает ей масло.

— Намажешь мне спину? — Она приподнимается на локтях и расстегивает лифчик, после чего снова ложится.

Мерси наливает в ладонь немного масла, проводит ладонью по плечам Новы. Кожа у нее стала будто глянцевая. До переезда сюда у Новы кожа была тонкая и бледная, почти прозначная, кое-где виднелись синими штрихами кровеносные сосуды. Теперь Нова подзагорела, стала цвета песка в пустыне, и Мерси втирает еще масла, массирует ей спину.

— Спина раздавлена, два шейных позвонка раздроблены. Кожа верхней части тела имеет признаки ожогов третьей степени. Левая сторона черепа раздроблена, следов волосяного покрова не наблюдается.

— Когда там твой папа приедет? К Рождеству или к Новому году?

— Он отпразднует с нами Рождество.

Мерси завинчивает крышечку на флаконе с маслом, достает резинку, надевает ее пока на запястье и начинает заплетать Нове косу. Волосы у Новы снова светлые, как и должно быть. Вот бы ей самой такие прямые мягкие волосы.

— А твои когда приедут нас навестить? — спрашивает Мерси. Коса заплетена, и Мерси закрепила ее резинкой.

— Из всего вышесказанного я заключаю, что девушка скончалась в момент удара транспортного средства о водную поверхность.

Судмедэксперт Иво Андрич выключил диктофон. Пристегнул желтую пластмассовую табличку к серому мешку с трупом и написал: Нова Стридсберг.

— Сейчас дело сдвинулось с мертвой точки. — Нова поворачивает голову, и они смотрят друг другу в глаза. — Конечно, с Юсси все оказалось не настолько серьезно. Из комы он вышел здоровым и ничего не помнил. Суд решил, что доказательств недостаточно, и Налле и маму должны отпустить. Они приедут сюда где-нибудь в январе.

— И Юсси приедет?

Нова зевает и снова закрывает глаза.

— Я почти уверена, что приедет. Если сможет взять отпуск в конторе, где он печатает деньги, это в Тумбе… Ты, кстати, знаешь, что он отвечает за бумагу, на которой будут печатать нигерийские доллары?

— Нигерийские доллары! Нет, не знала. Забавно.

Прежде чем застегнуть мешок, Иво Андрич посмотрел девушке в лицо. Рот открыт, но не в крике, с которым из нее вылетела жизнь. Девушка казалась умиротворенной и немного усталой.

Как будто просто зевнула напоследок, подумал Иво.

Мерси чешет плечо под майкой. Немножко щипет, наверное, какое-то насекомое укусило. Зуд начинает раздражать ее.

Мерси вспоминает черную мамбу, лесоруба, которому отпилили ногу. Мысли бегут дальше. Кухня залита бензином. На мужчине, который сейчас подожжет дом, из всей одежды одни трусы, мошонка висит, как два клементина. В долю секунды все вокруг охвачено пламенем, делается неописуемо жарко.

Грудь жжет, и Мерси понимает, что это, наверное, шнурок амулета.

Эмилия Свенссон стояла у кровати в больнице Сёдера. Мерси лежала на спине, вся в страшных ожогах. Глядя на девушку, Эмилия заметила между третьим и четвертым ребром углубление. Похоже, в кожу вплавился какой-то предмет. Выше шеи ожоги были не такими страшными — наверное, девушка пыталась закрывать лицо руками.

Девушку, лежавшую в больничной постели, зовут Мерси Абиона.

Ее фамилия означает “рожденная в пути”.

Дыхание девушки было спокойным и размеренным, пульс и давление пришли в норму.

Скоро она увидит своего отца.

Но Нова Стридсберг, 1996 г. р., навсегда останется сидеть на веранде дома, о котором они мечтали. В свете заходящего солнца, в Сансет-Бич.

Новогодние обещания вышли на пробежку. Мимо Луве протрусили двое мужчин среднего возраста, в спортивных костюмах бледных цветов, и он подумал: нормально ли заниматься физкультурой на кладбище, при двадцати трех градусах мороза? Бегуны свернули направо и скрылись за соснами. Луве достал телефон, убедился, что не опоздал, и выключил звук.

Идя к часовне Воскрешения, он поднял глаза на холм, на кучку народа перед Лесным крематорием. Большинство — полицейские в форме: сегодня хоронят Йенса Хуртига, их коллегу. В газетах много писали о деле, которое он вел, но о деталях не распространялись, однако Луве знал: оно каким-то образом связано с Голодом. С культом самоубийств, которому в большей или меньшей степени поклонялись и девочки в лечебнице.

Луве узнал кое-кого из дрожавших от холода полицейских.

Некоторых — например, Лассе — он должен благодарить за то, что смог оставить свою прежнюю жизнь.

Смена имени, смена личности.

А кое у кого он хотел бы попросить прощения за то, что сделал именно этот выбор.

Оставить жизнь, подумал он. Умереть.

Для нее он исчез, стал бесцветным персонажем фильма.

Последний отрезок пути он прошел с ощущением комка в горле.

Если хочешь вынести жизнь, готовься к смерти, думал он, и ему захотелось вспомнить, что это цитата из Фрейда.

Как можно так ошибаться?

Умирать всегда чудовищно трудно, особенно для той самой жизни. Даже зверям трудно. Только Богу все это и на пользу. Тому самому Богу, которого придумали родители, чтобы дети могли спать по ночам.

По Тропе семи источников Луве спустился к часовне Воскрешения.

Народу на поминальной службе, на которую он направлялся, ожидается куда меньше, чем в Лесном крематории.

По желанию родственников Новы, на прощании будут присутствовать только самые близкие люди.

Вот и они. Брат Новы Бьёрн и ее мать. А также четверо надзирателей, которые доставили сюда этих двоих, приговоренных к пожизненному заключению, из Кумлы и Хинсеберга соответственно.

Луве показалось, что среди девочек из интерната, собравшихся у часовни, он видит Алису.

Но Мерси здесь не было, Мерси в эту минуту лежала в больнице Сёдера в ожидании третьей или четвертой по счету операции.

Луве зашагал медленнее и остановился метрах в двадцати от входа в часовню.