Коридоры, по которым они шагали, Эгвейн запомнила плохо. Она была сосредоточена на собственных переживаниях. Что со мной? Почему я ничего не могу вспомнить? Отчего так много набирается того, что я помню… почти помню, но вспоминаю неверно, не совсем правильно? Она тронула свой палантин, украшенный семью полосами разных расцветок. Почему какой-то своей частью я по-прежнему остаюсь послушницей?

Путь обратно появится, но то… На сей раз фраза резко оборвалась на полуслове.

Тринадцать Черных Айя.

При этой мысли Эгвейн споткнулась. Сама по себе эта мысль пугала, но могильный хлад затопил ее до мозга костей, выморозив весь страх. От нее веяло чем-то… личным. Ей, однако, хотелось вскрикнуть, убежать, схорониться. Чувствовала она себя так, будто за ней спешила погоня. Все чепуха! Черные Айя уничтожены, они больше нам не страшны! Но и эта мысль казалась ей какой-то странной. Часть ее сознания ведала о чем-то именуемом Великим Очищением. Другая часть ее существа была уверена, что ничего подобного никогда не происходило.

Глядя вперед и только вперед, Белдейн не заметила, как запнулась ее спутница. Эгвейн, чтобы поспеть за ней, прибавила шагу. Эта женщина до кончиков ногтей пропитана страхом. К чему, Света ради, ведет она меня?

Остановилась Белдейн перед высокими створчатыми дверьми, каждая из створок которых была украшена серебрящимся Пламенем Тар Валона. Хранительница вытерла руки о подол своего платья так смущенно, будто они внезапно покрылись потом, затем распахнула двери и повела Эгвейн вверх по пандусу, выложенному таким же белым камнем с серебристыми прожилками, из которого были возведены стены Тар Валона. Даже здесь, в сумраке камень казался светящимся.

Пандус привел двух женщин в большую круглую комнату, над которой на высоте шагов в тридцать сходился куполообразный потолок. По кругу зал окаймляло возвышение, к которому вели ступени. Их не было только там, куда на платформу выходили этот и еще два пандуса, разделявшие кольцо на три равных сектора. В центре же зала блистало выложенное на полу Пламя Тар Валона, окруженное расширяющимися цветными спиралями — цветами семи Айя. Напротив того места, куда выходил пандус, стояло кресло с высокой спинкой, тяжелое с виду, украшенное вырезанными на нем виноградными лозами, листья которых были раскрашены цветами всех Айя.

Белдейн резко стукнула жезлом об пол. С легкой дрожью прозвучал ее голос:

— Она идет сюда! Блюститель Печатей. Пламя Тар Валона. Престол Амерлин. Идет сюда, к нам.

Шурша широкими юбками, украшенные шалями женщины поднялись со своих кресел. Эгвейн насчитала двадцать одно кресло. Они стояли по три рядом, и каждая из триад была выкрашена и обита тем цветом, каким светилась бахрома шалей Айз Седай, вставших навстречу властительницам.

Это Зал Башни, подумала Эгвейн, направляясь к предназначенному для нее креслу. К Престолу Амерлин. Так оно и есть. Это Зал Башни и Восседающие от каждой Айя. Я была здесь тысячу раз. Но она не могла вспомнить хотя бы одного раза из этой тысячи. Но что делаю я в Зале Башни? О Свет, они заживо сдерут с меня кожу, если поймут… Она не знала на самом деле, что такое особенное о ней могут понять собравшиеся здесь сестры, однако молилась, прося, чтобы этого не произошло.

Путь обратно появится, но…

Путь обратно…

…обратно…

Черные Айя ждут. Эта фраза по крайней мере была законченной. Слова доносились словно отовсюду. Почему же никто, кроме нее, не слышит их?

Опустившись на Трон Амерлин — на то самое кресло, которое и называлось Троном Амерлин, — Эгвейн поняла: как поступить и что делать, она ни малейшего представления не имеет. Когда она уселась поудобней, остальные Айз Седай тоже сели в свои кресла — все, кроме Белдейн, которая стояла рядом с Эгвейн, нервно стискивая пальцами жезл и с трудом переводя дыхание. Все, казалось, ждали того, что скажет или сделает Эгвейн.

— Начинайте! — проговорила она наконец. Этого, вероятно, было вполне достаточно. Одна из Красных сестер поднялась со своего кресла. Потрясенная Эгвейн узнала в ней Элайду. Она тут же поняла: Элайда являлась главной из Восседающих от Красных и при этом — ее злейшим врагом. От взгляда, которым Элайда пронизывала комнату, Эгвейн внутренне вся содрогнулась. Лицо Элайды было твердым и холодным, и вдобавок светилось победным торжеством. Взгляд женщины сулил Эгвейн такое будущее, думать о котором не хотелось.

— Введите его! — громко сказала Элайда.

На одном из прилегающих к залу пандусов — не с того, откуда вошла Эгвейн, — послышался шорох подошв о камень. Появились люди. Целая дюжина Айз Седай окружала трех мужчин, двое из которых были дорожными стражниками, на груди у каждого из них сияла белая слеза Пламени Тар Валона. Оба тянули закованного в цепи третьего мужчину, который то и дело спотыкался, ошеломленно глядя по сторонам.

Эгвейн в своем кресле так и подалась вперед. Человеком, закованным в цепи, был Ранд. Веки полуприкрыли его глаза, голова опущена, он будто спал на ходу, двигаясь только туда, куда его тащили цепи.

— Этот мужчина, — провозгласила Элайда, — присвоил себе имя Дракона Возрожденного. — В зале поднялся шум осуждения, но чувствовалось, что присутствующих нисколько не удивляет происходящее, и они совсем бы не желали слышать подобные слова. — Этот мужчина направлял Единую Силу! — Жужжание голосов стало громче, сквозь неприязненный гул осуждения слышались испуганные восклицания. — За подобный проступок существует единственное наказание, известное и признаваемое любым государством, но объявляемое лишь здесь, в Тар Валоне, в Зале Башни. Я призываю Престол Амерлин объявить преступнику приговор: укрощение!

Элайда обратила свой взгляд на Эгвейн, глаза ее сверкали. Ранд! Что же мне делать? Что же мне делать, о Свет?

— Отчего же ты медлишь? — торопила властительницу Элайда. — Порядок подобного приговора существует уже три тысячи лет. Почему ты колеблешься, Эгвейн ал'Вир?

Одна из Зеленых Восседающих вскочила на ноги, сквозь внешнее ее спокойствие сверкал гнев.

— Стыдись, Элайда! Уважай Престол Амерлин! Относись с почтением к нашей матери!

— Уважение может быть и потеряно, — холодно отвечала Элайда, — так же, как оно может быть обретено. Мы ждем, Эгвейн! Не проявляешь ли ты своей слабости? Своей непригодности для такого поста? Не может ли случиться так, что ты не вынесешь надлежащего приговора этому мужчине?

Ранд попытался поднять голову, но это ему не удалось.

Эгвейн с трудом поднялась и вскинула голову, заставляя себя помнить: она — Престол Амерлин, именно ей дана власть повелевать этими женщинами. Перед глазами все плыло, но она старалась не обращать внимания на послушницу в себе, кричащую, что она не имеет ко всему этому никакого отношения, что где-то кто-то все перепутал самым кошмарным образом.

— Нет, — промолвила она тихо. — Нет, я не могу! Я не…

— Она разоблачила себя! — воскликнула Элайда, заглушая голос Эгвейн, вновь попытавшийся заговорить. — Она обвинила и осудила себя собственными своими словами! Взять ее!