ездил он в поли ровно триццэть лет, —

А не видял Козарушка фсё не конного,

А не конного Козара фсё не пешого.

А увидял Козара церного ворона,

Церна ворона Козара на сыром дубу.

20. А соскакивал Козарушка со добра коня,

А тугой-от свой лук стал натегивать,

А калену-ту стрелоцьку стал направливать.

А спроговорит ворон, птиця вольная:

«А не стрелей меня, Козарушка свет Петрович млад!

25. А тебе моим мясом не наистисе,

А моёй горяцей крови не напитисе.

Поежжай-ко, Козарушка, во чисто полё

А на те же на шолони окатисты[85].

Да на тех же на шолонях окатистых

30. А да стоит тут да их нонь три шатрика.

А во шатру-ту лежат три тотарина,

А три тотарина лёжат три поганые,

Ты поганы лёжат фсё неруськие;

А мезду има стоит да дефка руськая».

35. А на это Козарушка приослушалса;

Да садилса Козарушка на добра коня;

Поежжал-де Козара во цисто полё

А на те же на шолони окатисты,

Где стоят тут ноньце три шатрика,

40. А во шатрах-то лёжат три тотарина,

А мезду има стоит дефка руськая.

А как стоит тут Козарушка у белых шатроф,

А стоит тут Козарушка, фсё выслушыват.

А обнимаёт девиця труп<б>цяту косу,

45. А прицитаёт девиця де́вьей кра́соты,

А ронит девиця горюци слезы.

А первой-от тотарин слово говорит:

«А не плаць, не тужи, дефка руськая!

А если ты мне з делу нонь достаниссе, —

50. А у мня будёш в доми неукашшиця,

А у мня будёш в доми нерозряшшиця!»

А другой-от тотарин слово говорит:

«А не плаць, не тужи, дефка руськая!

Когда ты мне з делу ноньце достанисьсе, —

55. А у мня есь-де лёжыт востра сабелька,

А лёжыт-то она да ровно триццэть лет,

А лёжыт тут она — да фся поржавела,

А буйной-то главы она не секивала,

А да горяцей-то крови не пропускивала!»

60. А третей тотарин слово го́ворит:

«А не плаць, не тужы ты, дефка руськая!

Когда ты мне з делу ноньце достанисьсе, —

А я бы нонь Вас да нонь на волю спустил!»

А у Козары крофь-то роскипеласе,

65. А могуци-ти плеця росходилисе,

А ретиво сердецько стрепёскалосе.

А заехал Козарушка во белой шатёр конём:

А ишше первого тотарина под мець склонил,

А у другого у тотарина голову срубил,

70. А третьёго тотарина на во́лю спусти́л.

А он брал-де к сибе он дефку руськую,

А садил как тут девушку на добра коня,

А сам у девици фсё стал спрашывать:

«А да которого ты города, коей земли?

75. А какого оцца, какой ты матери?»

А говорит тут девиця ему красная:

«А у нас был-жыл Козарушка Петровичь млад,

Да отец-мать Козары не в любви дёржать,

А ишше род-племя ненавидели!..»

80. А ише видели Козара, как ко двору едёт;

81. А не видели Козара, как наза́ть поеха́л[86].

358. Василий Касимирович отвозит дани Батею Батеевичу

(См. напев № 32)

А во стольнеём городе во Киеве

А у ласкова князя у Владимера

А было пированьё-стол-почесьён пир

А про многих хресьян, про руських бояроф,

5. А про тех же про руськиех богатырей,

А да про тех полениц да приюдалые,

А про тех же наезникоф пресильниех.

А фсе на балу сидят, пьют, кушают;

А два молоцца — не пьют, не кушают

10. А где белой лебёдушки не рушают.

А говорил тут Владимер стольнёкиевьской:

«А уш ты ой еси, Василей да сын Ка́симировиць!

А сослужи ты мне-ка служопку церьковную:

А шше съезди-тко, Васильюшко, во Большу Ёрду,

15. Во Большу-де Орду, да ф прокляту землю,

А к тому же ко Батею г<к> сыну Батеевицю;

А да свези где-ка дань, свези фсё пошлины

А да за те за двенаццать лет вы́ходных;

А да свези где ему ноньце подароцьки:

20. А во-первых-де двенаццэть ясных соколоф,

А во-фторых-то двенаццэть белых лебедей,

А во-третьих-то двенаццэть да серых крецятоф!»

А шше тут-де Васильюшко призадумалса;

Говорыл где Васильюшко таковы слова:

25. «А уш ты ой еси, Владимер да стольнёкиевской!

А у нас много где ездило во Большу Ёрду,

Во Большу-де Ёрду, да прокляту землю,

А к тому же ко Батею сыну Батеевичю;

А назать тут они не приежжывали!»

30. А говорыл тут Владимер да стольнёкиевьской:

«А уш ты ой еси, Васи́льюшко сын Ка́симеровиць!

А тебе надо ехать во Большу Ёрду,

Во Большу да Ёрду тебе, в прокляту землю;

Да бери-тко ты от меня да золотой казны,

35. А бери от миня да силы-армеи!»

Говорил тут Василей да сын Ка́симировичь:

«А уш ты ой еси, Владимер да стольнёкиевьской!

А не надо мне твоя да золота казна,

А не нать мне твоя да сила-армея,

40. А не нать мне твои ноньце подарочьки;

А только дай мне-ка братилка крестового,

А на мо́лода Добрынюшку Микитиця!»

Говорыл тут Владимер да стольнёкиевской:

«А сряжайтесь-ко вы, руськие богатыри,

45. А сряжайтесь, богатыри, по-подорожному;

А возьмите-тко с собой тут да дань-пошлину

А за те за двенаццэть лет как выходных;

Вы возьмите ише ему подароцьки!»

А говорил-де Васильюшко сын Касимировичь:

50. «А не надо где нам да дань веть пошлина,

А не надо веть нам ёму подарочьки!»

А средились богатыри по-подорожному,

А седлали-уздали своих добрых коней,

А на сибя надевали латы кольцюжные,

55. А брали луцёк, калёну стрелу,

А ту ише палоцьку буёвую,

А ту ише саблю да ноньце вострую,

А то где копейцё да брусоменьцято;

А ише падали в ноги князю Владимеру.

60. А ише падал Добрыня Василью Касимировичю:

«А уш