— Зачем я? На примете был один киллер…

— Скажи, а антикварная мафия действительно охотилась за мной? — спросила Лариса. — Или я чуть не попалась на вашу удочку?

— Антикварная мафия держала под контролем наши действия, — вдруг подал голос Вадим. — Откуда бы взялся такой гонорар — два миллиона евро? Сама виновата, что не захотела продавать за миллион. — Он повернулся к Геннадию: — По-моему, мы заговорились. Пора начинать работать. Ты не забыл, что нас ждут к вечеру с находкой? Кстати, ты действительно все хорошо просчитал?

— Я просчитал самое главное. — В руке Геннадия появился пистолет. Милена и Вадим отпрянули к борту яхты.

— Два миллиона плохо делится на три. — Он усмехнулся, направил пистолет на Вадима и выстрелил. Муж Милены упал на палубу яхты, обагряя ковер своей кровью. Милена молитвенно сложила руки:

— А на две части? На две, Гена? Это по миллиону евро каждому.

— Тоже не делится, — спокойно отозвался Быстров. — Ты и твой муженек почти ничего не делали и такую сумму не заработали. Так что прощай. Говорят, браки заключаются на небесах.

Секунда — и Милена упала рядом с Вадимом.

— Как считал герой О. Генри, акула Додсон, помнишь? Боливару не снести двоих. А троих тем более. — На ее удивление, он выкинул пистолет в море. — Кстати, никакого корабля тут нет, я их обманул. По моим подсчетам, он значительно дальше, и меня там ждут. Одного. Ты можешь быть свободна.

— Свободна? — Красовская подошла к борту, стараясь не смотреть на посиневшее лицо Милены. — Это ты называешь свободна? Как же я доберусь до берега?

— Надеюсь, никак, — усмехнулся Быстров. — Если не произойдет какое-нибудь чудо. Но чудеса случаются очень редко, во всяком случае, сегодня вряд ли. Ну вперед, дорогая, я тороплюсь. Может быть, тебе придать ускорение?

Лариса подняла глаза к небу. Оно было безоблачным, голубым, безмятежным. Солнце светило и грело во всю мощь — в сто сорок солнц, — и Красовская поняла, что шансов у нее нет. Берега не видно. Сколько ей придется плыть, знает один бог. А потом она обессилеет без воды и еды, и произойдет это очень скоро, уж солнце постарается.

— Да иди ты уже! — Быстров подтащил ее к мостику и столкнул вниз. Прохладная вода на миг освежила, придала силы, и Лариса с наслаждением погрузилась в нее с головой. Яхта зашумела, заурчала, будто прощаясь, и, рассекая волны, пошла на север со страшным грузом на борту. Наверное, Геннадий позже избавится от трупов. Впрочем, до этого ей нет никакого дела.

Вздохнув и выплюнув соленую воду, она медленно поплыла на юг, во всяком случае, ей так казалось, что на юг и к берегу. Мокрые медные волосы жгло солнце, словно мстя ей за какую-то обиду. Минут через пятнадцать правую ногу свела судорога, женщина начала терять сознание. Могучее светило сделало свое дело — солнечный удар. На секунду Лариса отключилась, но, погрузившись в воду с головой, снова пришла в себя и, собрав все силы, перевернулась на спину. Пусть обожжет лицо, это несмертельно. Она плыла еще с полчаса, больше или меньше — трудно сказать, в затуманенном мозгу одна картинка сменялась другой, и когда послышался шум мотора, ей показалось, что у нее начались галлюцинации.

— Стас, — прошептала она, — это ты?

Ее подхватили чьи-то сильные руки, протолкнули вперед, и вскоре она почувствовала, что лежит на чем-то твердом.

— Лариса, Лариса, очнись, я прошу тебя! — Знакомый голос, но не голос Стаса, больно отдавался в ушах, боксерским ударом бил по раскалывавшейся голове. — Лариса, это я, Сергей Никитин. Все хорошо, ты спасена.

— Сергей! — Красовская силилась поднять руку, но у нее не получалось. — Как ты меня нашел?

— Потом, милая, все потом, сейчас попей воды и отдыхай. — Он поднес к ее губам бутылку. Она отодвинула ее и выдохнула:

— Быстров, он там, на яхте, он убил Милену и Вадима.

— Он не уйдет, — пообещал Никитин, прежде чем женщина потеряла сознание.

Смерть Митридата, I век до н. э.

Смерть любимой женщины сильно подкосила Митридата, и оказалось, что он сделан не из железа, а из плоти и крови. Царь словно потерял интерес к жизни, в глазах больше не было блеска, он постарел, и его подданные уже не слышали заразительного смеха своего господина. Самые красивые женщины пытались поднять его настроение, но лишь раздражали царя, и он гнал их прочь, приказывая не пускать их в его покои. Евнух Ксан с двумя своими друзьями каждый день сообщал Митридату, что происходит в его царстве. Новости были неутешительными. Царь терял свои укрепления одно за другим. Под влиянием смелого поступка фанагорийцев Херсонес, Феодосия, Нимфей, города, очень удобные в военном отношении, объявили себя самостоятельными. Евнух Ксан посоветовал ему породниться со скифами, отдав их вождям в жены своих красавиц-дочерей.

— Скифы пришлют тебе большое войско, господин, — увещевал он Митридата, склоняясь к нему. — Благодаря им ты возвратишь свои владения.

Это звучало заманчиво, и отчаявшийся царь отправил дочерей с евнухами к скифам, приказав пятистам воинам проводить их. Однако и тут Митридат потерпел поражение и столкнулся с предательством, преследовавшим его на каждом шагу. Он не зря давно не доверял своим воинам, боясь, что при удобном случае они перебегут к римлянам. Так и случилось. Едва скрылся из вида царский дворец, бойцы убили евнухов, потому что давно ненавидели их за влияние на царя, а девушек отвезли к Помпею.

Узнав об этом, Митридат понял, что лишился не только детей, но и царства. Нет, не видать ему союза со скифами, нужно действовать по-другому. Может быть, организовать поход к кельтам, подружиться с ними, дойти до Италии, где присоединить к себе тех, кто ненавидит Рим? Ведь именно так поступил и Ганнибал, воюя в Испании!

План соединиться с кельтами был неплохим, однако войско и военачальники скептически относились к такому решению. Идти за тридевять земель, чтобы победить тех, кого они не могли победить на своей земле и кого никто не мог победить, — все это казалось безумием. Даже преданный полководец Менофан, первый друг и советчик царя, после убийства евнухов стал распространять слухи, что вконец уничтоженный смертью жены Митридат ищет достойное место, чтобы достойно умереть. Но стоит ли им повиноваться ему, если предприятие заранее обречено на поражение?

Фарнак прислушивался к разговорам, как дымка, окутывавшим дворец, и размышлял, как поступить. С одной стороны, он всегда был любимчиком отца, и тот обещал ему власть. Но с другой — власти можно лишиться, если Митридат пойдет на римлян. Разумеется, Помпей разобьет последние силы отца. А тогда — прощай, Понтийское царство и прощение римлян! Немного подумав, Фарнак собрал немногочисленное войско — всех, кто был недоволен политикой Митридата, — и собирался выступить против отца.

Царь вошел в его комнату в тот момент, когда мужчина вкладывал меч в ножны. Верные воины ожидали его за дворцом, готовясь в любой момент поддержать своего предводителя.