— Что ты делаешь, сынок? — Голос Митридата был спокоен, на лице не читалось волнение. — Готовишь против меня заговор? Скажи, сынок, чем я заслужил такое отношение? Неужели тем, что любил тебя больше остальных детей?

Фарнак покраснел, опустил голову, но тут же вспомнил, что он сын своего отца и не собирается просто так сдавать позиции.

— Отец, я не знаю, что затмило твой разум, — начал он и все же не мог сдержать волнения. Красные пятна полыхали на щеках, как костры. — Ты собираешься совершить самую большую глупость в своей жизни. Это приведет к тому, что Понтийское царство перестанет существовать.

Митридат вздохнул и посмотрел на него, как на несмышленыша.

— Когда-то такие слова говорила мне твоя бабка Лаодика, — усмехнулся он, — даже готова была отравить меня, родного сына. Ее окружал целый штат царедворцев, считавших себя ужасно умными. И что же получилось? Мое царство значительно расширилось, и я стал одним из первых в мире, многократно громивших римлян.

— Теперь все не так… — попытался оправдаться Фарнак, но Митридат, помрачнев, взял его за локоть.

— Извини, сынок, но я не намерен продолжать беседу с предателем, — проговорил он с пафосом. — Каждый, кто предавал меня, был казнен. Мне очень жаль, но тебя ждет та же участь. Завтра на рассвете ты и твои соучастники будут казнены. Мои люди схватили их, подвергли пыткам, и они все рассказали. Мне не нужен такой сын, Фарнак. Пока ты рядом, я буду бояться, что ты воткнешь мне нож в спину.

Мужчина открыл рот, однако ничего не произнес. Он понимал, что отец прав. Он и сам не потерпел бы предателя в своем доме.

Митридат кивнул стражникам, ждавшим возле двери, и они увели Фарнака. Отец с болью глядел ему вслед. Как же так? Одно дело — Ксифар, воспитанный матерью в ненависти к отцу, но Фарнак, его мальчик, его любимый сын! Проклятое стремление к власти, проклятые деньги! Он опустился на персидский ковер и закрыл лицо руками. Подстриженные до плеч волосы совсем побелели от пережитых волнений. Когда-то он стремился к власти, бежал от матери, не щадил родных и близких, а сейчас, казалось, отдал бы все за улыбку любимой женщины, за ее детей, которых римляне проведут по площади как пленников. Над его детьми будут насмехаться, кидать в них камни, обзывать непотребными словами! А он сидит, немощный, и ничего не может сделать.

Персидский ковер заглушил шаги Менофана. Он присел рядом со своим господином, как со старым другом, нуждавшимся в поддержке.

— Ты приказал казнить заговорщиков вместе с Фарнаком? — спросил полководец мягко и потрогал курчавую русую бороду. — Извини, что вмешиваюсь в ваши семейные дела, но я бы не стал этого делать.

Митридат быстро обернулся к нему. Мутная слеза стекала по глубокой морщине, оставляя след в складках.

— Я всегда казнил предателей. — Громкий голос царя напоминал воронье карканье. — И Фарнак — не исключение.

— Твои руки по локоть в крови собственных детей и жен, — осторожно заметил Менофан. — Я считаю, хватит кровопролития. Все же это твоя плоть и кровь. Кроме того, предательство Фарнака — следствие войны. Вспомни, он всегда боготворил тебя в мирное время. Пощади его, и сам почувствуешь облегчение.

Митридат закрыл глаза. Вспомнился Кавказ с высокими неприступными горами, пещера, храм Диониса, жрец Адамант, однажды сказавший ему:

— Твоя сила уйдет тогда, когда ты пощадишь врага.

Что, если Фарнак и есть тот, кто приблизит его смерть? Впрочем, что ее приближать, она и так близко. Золотой конь с камнем бессмертия покоится где-то на дне моря. У него нет больше бесценного дара. Так пусть Фарнак остается в живых.

— Ты прав, Менофан. — Сказав это, Митридат почувствовал облегчение, как будто с плеч упал земной шар. — Мы казним всех, кроме Фарнака. Надеюсь, он одумается. Ступай и освободи его. А через три дня выступим в поход.

Менофан встал и низко поклонился царю.

— Я знал, что ты мудрейший из мудрейших! — воскликнул он и побежал сам освобождать царевича, чтобы сообщить ему радостную новость. Когда мужчину выпустили из темницы, Фарнак лишь равнодушно посмотрел на полководца и пожал плечами.

— Если бы ты объяснил отцу, что поход не нужен, я был бы тебе более благодарен, — буркнул он и зашагал в сторону дворца. Пройдя несколько десятков метров в темноте, Фарнак оглянулся. Менофана нигде не было видно. Мужчина свернул влево, к шатрам. В них располагались римские перебежчики, дезертиры. Именно они, услышав о походе в Италию, испугались больше всех. Еще бы! Помпей, взяв их в плен, казнил бы, не став слушать никаких объяснений. А в том, что Помпей разобьет разношерстное войско некогда могучего Митридата, никто из них не сомневался. Римские колесницы легче и маневреннее, римские корабли прочнее, римские легионеры лучше обучены. Вот почему несколько человек сразу поддержали Фарнака в заговоре против отца и сейчас ожидали казни в темнице. Остальные затаились до лучших времен и оказались правы. Сын Митридата вошел в первый шатер, сразу погрузившись в мрак, и оступился, споткнувшись о чье-то тело.

— Валерий! — прошептал Фарнак, и высокий плечистый воин, приподнявшись, стал вглядываться в темноту. — Валерий, я жду тебя на улице. — Сын Митридата выскользнул из шатра, чтобы не разбудить остальных. Плечистый юноша вскочил и последовал за ним.

— Фарнак? — с удивлением спросил он, когда свет полной луны упал на лицо мужчины. — Разве тебя не бросили в темницу?

— Отец простил меня. — Фарнак опустил глаза, словно этот поступок казался ему постыдным. — Но я не отказался от своего замысла. Мы не пойдем на Италию, если я захвачу власть.

Валерий сорвал сухую былинку и сунул ее в рот, между зубами.

— Митридат теперь начеку, — проговорил он. — У тебя ничего не получится.

— Если вы по-прежнему на моей стороне, то все получится, — твердо ответил Фарнак.

— Ты еще спрашиваешь, с тобой ли мы? — усмехнулся Валерий. — Кажется, у нас нет выбора. В Италию мы не пойдем.

Фарнак задышал часто и прерывисто. Он снова был на шаг от власти.

— Поднимай воинов, окружайте дворец, — приказал он. — Я пробегусь по домам знатных горожан и ремесленников, недовольных правлением моего отца. Сегодня или никогда.

Валерий улыбнулся.

— Все сделаю, господин.

Господин! Это польстило Фарнаку. Валерий не сомневается, что у него все получится. Значит, получится.

Через полчаса огромный дворец великого царя был окружен войсками, горожанами и моряками. Митридат, невольно оказавшийся пленником в своем доме, услышал нестройные голоса:

— Фарнак — царь, Фарнак — царь!

Это его не удивило и не испугало. В душе он не верил, что его прощение изменит Фарнака. Как говорят, горбатого могила исправит. В сопровождении верного Менофана Митридат вышел на балкон, погрузившись, как в волны, в гул голосов.