прическа на самом деле не нравилась, но Китти была просто создана для нее.

– Знаешь, Пауль, пока та женщина будет командовать на вилле, я больше не войду в дом. И я уверена, что Мари думает так же.

Пауль начинал злиться. Почему женщины такие упрямые? Он тоже не был восторженным сторонником фон Доберн, но сейчас она была важной опорой для мамы. Что, по-видимому, мало волновало Китти и Мари.

– Но давай на время оставим «Финхен», как Лиза всегда называла ее за глаза, – продолжила Китти. – Если ты действительно еще не понял, насколько обидел Мари, то позволь мне сказать: ты проявил неуважение к ее матери. Более того, ты оскорбил и насмехался над ней. И этим очень сильно обидел Мари, мой дорогой братец!

Так вот что она называла «помощью». В принципе, с таким же успехом он мог спорить с Мари. И укоризненный взгляд его сестры тоже не доставлял ему удовольствия.

– Я извинился за это. Боже мой, почему она этого не замечает?

Китти медленно покачала головой, как будто имела дело с маленьким ребенком.

– Ты не понимаешь, Пауль. Такие слова нельзя исправить простым «О, я сожалею об этом». Нужно сделать нечто большее. Мари пришлось простить нам многое из того, как папа тогда поступил с ее матерью.

– Черт побери! – воскликнул он, схватившись за голову обеими руками. – Ну это уже так давно произошло. И тут не моя вина. Я устал от того, что меня обвиняют в том, чего я не делал!

Он замолчал, потому что понял, что секретарша в приемной могла слышать его взволнованный голос.

– Я знаю, что ты имеешь в виду, Пауль, – тихо произнесла Китти. – Я ужасно любила папу и знаю, что он сделал все это из-за фабрики. И потом, он не мог знать, что она в итоге умрет. Но Мари потеряла мать, и ее отдали в ужасный, отвратительный приют.

– Я знаю! – прорычал он. – И я старался сделать все возможное, чтобы она была счастлива. Клянусь тебе, Китти. Почему я должен иметь что-то против ее матери? Я ее совсем не знал! Но невозможно, чтобы семья Мельцер была опозорена из-за выставки картин. Я не могу с таким пиететом относиться к Луизе Хофгартнер. Подумай о маме!

Китти закатила глаза. Ему было ясно, что сейчас она заговорит о художнице Луизе Хофгартнер, к которой нужно отнестись с должным уважением. Особенно это касается семьи Мельцер. Но к его удивлению, Китти переключилась на совершенно другую тему:

– Ты заметил, Пауль, что уже некоторое время на вилле только и разговоров, что о маме? У мамы мигрень. Маме нельзя волноваться. Пожалуйста, будьте внимательны к слабым маминым нервам.

К чему все это сейчас? Говорить с Китти обо всех этих проблемах было не самой лучшей идеей. Как всегда, она была совершенно иррациональна.

– Здоровье мамы, к сожалению, сильно ухудшилось с тех пор, как всем хозяйством виллы она стала заниматься самостоятельно, – заметил Пауль.

– Забавно, – бесстрастно проговорила Китти. – У мамы никогда не было проблем с домашним хозяйством.

– Ты забываешь, что она уже не молодая.

– Ты не заметил, что мама с самого начала была против ателье Мари? Что она использовала любую возможность, чтобы подставить Мари?

– Пожалуйста, прекрати эти подозрения, Китти. Иначе нам придется закончить разговор!

– Как пожелаешь! – холодно бросила она, качая носком ноги. – Я пришла только по твоей просьбе, и у меня и так мало времени. – Пауль замолчал, мрачно уставившись перед собой. Это было похоже на столкновение со стеной. Нигде не пройти. Где же выход? Он по-прежнему хотел только одного – найти дорогу к Мари. – Ах да, – молвила Китти с легким вздохом. – Теперь Лиза вернулась на виллу. Лиза и Финхен, две лучшие подруги, будут счастливы вместе и помогут маме.

Откуда она знала, что Лиза уже несколько дней в Аугсбурге? Неужели Лиза звонила на Фрауенторштрассе? Или служащие проболтались?

– У Лизы свои заботы.

– Она разводится, я знаю.

Он был рад, что разговор, несмотря на его угрозы, снова продолжился. К счастью, в отличие от Лизы Китти никогда надолго не обижалась. Она быстро расстраивалась и так же быстро успокаивалась.

– Не самое главное, – тихо произнес он, многозначительно глядя на нее. – Лиза ждет ребенка в феврале.

Глаза Китти расширились от удивления. Когда-то она выглядела точно так же, когда он держал перед ней одного из маленьких пауков, которых находил в кустах в саду.

– Нет! – прошептала она, моргая. – Это… Повтори это еще раз, Пауль. Кажется, я ослышалась.

– Лиза беременна. Уже давно. Она почти удвоилась в размере.

Китти фыркнула, откинула голову назад, задвигала ногами, чуть не задыхаясь от радостного смеха, а затем крепко схватила его за руку так, что стало больно.

– Лиза беременна, – стонала Китти. – Это чудесно! О, милое рождественское чудо! Она беременна. Она собирается сделать меня тетей. Как я рада за нее!

Ей пришлось перевести дыхание, найти в сумочке зеркало с носовым платком и вытереть уголки глаз, стирая растекшуюся тушь.

Когда она раскручивала вишнево-красную помаду, ей пришла в голову одна мысль.

– Кто, интересно, отец ребенка?

– Кто? Муж, конечно?

Он выглядел довольно наивным под хитрым взглядом Китти. Хотя да, и он тоже задумывался об этом.

– Знаешь, Пауль, – говорила Китти, подкрашивая верхнюю губу, – если Лиза беременна от Клауса, почему она хочет развестись с ним? – Он молчал и ждал, как она повернет эту мысль. Она провела помадой по нижней губе, сжала губы вместе и посмотрела на результат в ручное зеркальце. – Но поскольку она определенно хочет с ним развестись, – продолжала Китти, закрывая зеркало, – может быть, она беременна не от него.

На мгновение оба замолчали. В приемной стучала пишущая машинка, зазвонил телефон, стук клавиш прекратился, и госпожа Людерс взяла трубку.

– Что слышно об… этом Себастьяне?

– Ты имеешь в виду господина Винклера?

– Именно. Того, кого она взяла с собой в имение. Библиотекарем или что-то в этом роде. Должно быть, между ними что-то было.

Он тоже предполагал такую возможность. Однако предпочитал не распространяться на сей счет. Лиза была замужем, ей лучше знать, что она делает.

– Господин Винклер подал в отставку и уехал.

Теперь Китти была похожа на хитрую лисицу.

– Когда?

Он посмотрел на нее с раздражением:

– Что?

– Когда он уехал?

– Когда? Я думаю, в мае. Да, в мае.

Его младшая сестра начала считать, загибая пальцы. Она даже посчитала дважды и кивнула.

– Примерно сходится, – улыбнулась она с удовлетворением. – Почти, но сходится.

Он рассмеялся над ее хитрым выражением лица. Теперь, видимо, ей казалось, что она очень умная. И, возможно, даже была права.