Хенни у перил лестницы и ждать, пока Ханна закончит говорить. Светлые волосы Хенни были растрепаны, потому что она не заплетала их на ночь. На ней была ночная пижама, которую мама сшила, и от нее пахло свежевыстиранным бельем. Он услышал в голове мелодию до мажор, негромкую, но очень четкую. Хенни была типичным человеком до мажор. Яркая и энергичная, голубая, жесткая и ничуть не игривая.

Когда они, наконец, смогли вернуться обратно в детскую, он забрался под одеяло и тут же уснул…

– Вот мы и приехали! – воскликнула тетя Китти. – Смотрите, Эльза у двери. И Юлиус уже бежит. Ух!

Автомобиль дернулся, затем выхлопная труба издала хлопок, и двигатель заглох.

– Ты опять заглохла, тетя Китти, – заметила Додо. – Ты должна выключить передачу, прежде чем отпускать сцепление.

Лео был поражен знаниями Додо. Сам он понятия не имел, как и почему автомобиль двигается вперед, и ему было все равно. Тетя Китти повернулась к Додо и в шутку сказала, что в следующий раз фройляйн Доротея Мельцер, знаменитая летчица, может самостоятельно сесть за руль.

– Правда? – просияла Додо. – Я в самом деле буду управлять машиной?

В некоторых вопросах его сестра была довольно наивной. Тетя Китти только закатила глаза, а мама спокойно объяснила им, что Додо сможет получить водительские права не ранее чем через тринадцать лет.

Юлиус широко распахнул пассажирскую дверь и помог выйти бабушке Гертруде, а затем вместе с Эльзой и Герти отнес наверх подарки, которые они принесли. Они шли следом – мама поднималась по лестнице последней.

И вот она, большая ель. Она величественно возвышалась в прихожей, увешанная красными шарами и коричневыми пряниками, и пахла Рождеством. В прошлом году папа и Густав срубили елку в парке, и все помогали нести ее в дом. Он отчетливо помнил, что его пальцы были измазаны липкой пахнущей смолой, которую нельзя было отмыть даже водой с мылом. Это мешало играть на фортепиано, потому что пальцы прилипали к клавишам.

– Ну? Как тебе нравится наша ель?

Он резко вздрогнул, потому что был так погружен в свои мысли, что даже не заметил папу.

– Х… хорошо. Она… она очень большая.

– Не больше, чем обычно. В этом году мы ее заказали. Она из Кёнигхольца близ Дерхинга.

– Да.

Он не мог придумать, что еще сказать в ответ. Пристальный взгляд отца буквально парализовал его. Так часто бывало. Когда папа задавал ему вопрос, у него возникало ощущение, что в голове совершенно пусто.

– Дядя Пауль! – пискнула Хенни. – Мама сказала, что я получу от тебя подарок.

Папа улыбнулся ей, и Лео облегченно вздохнул, похоже, его теперь оставят в покое. Как легко Хенни удавалось заставить его папу улыбнуться. Она просто болтала что-то, и все получалось. А вот он…

– Мы будем праздновать в прихожей или пойдем наверх, в тепло? – спросила бабушка Гертруда, у которой Герти взяла пальто и шляпу.

– Но, дорогая фрау Бройер, разрешите предложить вам мою руку? – раздался знакомый голос.

Лео сразу узнал голос, а Додо и даже Хенни вздрогнули. Это была госпожа фон Доберн. Спина Лео напряглась, Додо нахмурилась и приняла воинственный вид. Хенни сжала полные губы так, что ее рот стал похож на розовую, слегка сморщенную вишню.

– Очень любезно с вашей стороны, фрау фон Доберн, – громко ответила бабушка Гертруда, – но я еще не настолько слаба, чтобы меня нужно было вести по лестнице.

Бабушка Гертруда не стеснялась в выражениях. Теперь Лео любил ее еще больше. Когда он поднимался по лестнице на второй этаж рядом с Додо, то услышал позади себя голос папы. Теперь он звучал совсем по-другому, как будто боялся сказать что-то не то.

– Добрый день, Мари. Я рад тебя видеть.

Мамин ответ тоже прозвучал очень странно. Такой сухой и чужой.

– Добрый день, Пауль.

Это было все, что мама сказала; казалось, она не была рада снова видеть папу. Лео почувствовал груз, которое незримо висел над ним. Как темная ткань. Или тяжелое серое облако. В какой-то момент, ненадолго, ему даже стало жаль папу.

Наверху, в столовой, их ждала бабушка Мельцер. Они должны были по очереди подставлять щеки для ее поцелуев. Лео это совсем не понравилось, но еще больше смущало то, что она все время плакала. Он тайком вытер влажные щеки и был рад, когда они смогли сесть на свои места. Однако когда Лео заметил, что должен сидеть между папой и госпожой фон Доберн, радость его пропала. Он знал, что день будет ужасным, но не предполагал, что настолько. Додо тоже не была в восторге, потому что ее посадили между госпожой фон Доберн и бабушкой Алисией. Только Хенни снова повезло: ей достался стул между мамой и бабушкой Гертрудой.

Если бы здесь была хотя бы Ханна, но она осталась на Фрауенторштрассе. Юлиус, который подавал еду, всегда делал такой вид, как будто его все это не касается, только Герти, которая иногда помогала убирать со стола, подмигивала им. Все было ужасно напряженно. Только тетя Китти непрерывно что-то говорила, да еще иногда встревала госпожа фон Доберн. Мама и папа сидели друг напротив друга на концах длинного стола, оба молчали и отводили взгляды. Жаль было вкусной еды, которую приготовила Брунненмайер, потому что никто за столом не получал от нее удовольствия.

– Вы так выросли! – воскликнула толстая женщина рядом с тетей Китти. – Вы меня вообще помните? Я ваша тетя Лиза. Сестра вашего папы и тети Китти.

Додо вежливо сказала, что, кажется, помнит. Сам же Лео был уверен, что никогда в жизни не видел эту женщину. Она сказала, что сестра тети Китти?

– Вы совсем не похожи на мою маму, – возразила Хенни с очаровательной улыбкой. – Потому что у вас светлые волосы и вы такая толстая.

– Генриетта! – укорила госпожа фон Доберн. – Так воспитанные девочки не говорят!

– Лизу скоро посетит аист, – быстро вмешалась тетя Китти. – Тогда у вас будет маленькая кузина. Или двоюродный братик.

– О. – Хенни была не очень довольна. – Ну ладно, если это будет кузина, она может спать в моей коляске для кукол.

– Это очень щедро с твоей стороны, Хенни, – серьезно произнесла тетя Лиза.

Лео надеялся, что это будет двоюродный брат. В семье было слишком много девочек. Почему аист всегда прилетал к толстым женщинам? То же самое было с Августой. Когда тетя Лиза вошла в столовую, она была похожа на огромный колпак для кофейника. Тем не менее она не была противной, постоянно смотрела на него и кивала. И даже спросила, не сыграет ли он потом что-нибудь на фортепиано,