надо, если сумею фигачить дальше, не спотыкаясь об эту неправильность, об весь этот тупой картон, о дурацкий плоский звук… А потом думал: сколько еще ползти до сносного-то звука – и доползешь ли? Ведь не факт, что доползешь? И каждый день кажется – еще ползти и ползти.

– Смотри, и ведь дополз, а?

– Да ну, какой там. Без тебя…

– Дополз, чего ты. Я только из рехаба. Там то же самое. Глупые пустые крошечные шажки – без всякого обещания, понимаешь? Шансы-то всем известны. Кое-кто дойдет. Некоторые. Кто-то отвалится. И отваливались, каждый божий день. Некоторые сбегали. Кто-то просто помер. А ты шагай давай. Утром встаешь – не знаешь, кто остался. Но это тоже перешагни – и дальше фигачь. Я в какой-то момент сообразил: выходят те, кто забил на всё и на всех и просто идет. Такие идут-идут – и выходят.

– И ты вышел, – тихо-тихо говорит Ян и играет что-то теплое.

Вся жизнь, чего ни коснись, думает Лиза, требует маленьких скрупулезных шажков безо всякого обещания успеха, без какой-либо надежды на взаимность. Перешагнул – и дальше фигачь. Звучит как девиз, хоть на гербе выбей.

– И я вышел, – повторяет за Яном Тим и наполняет его мелодию парой своих аккордов.

В кармане нервно дергается телефон. Лиза с трудом выволакивает его из узкого кармана. Митя.

Лиза сползает с дивана, хотя уходить совершенно не хочется, но и разговор этот Ян с Тимом слышать не должны.

На кухне темно. Лиза забирается на подоконник, поджимает колени к груди и отвечает на звонок.

– Привет, – говорит в трубку Митя. Запыхался, будто бежал куда-то. – Короче. На простыне действительно кровь. Но спорим, ты не угадаешь чья. – Хлопает дверца машины, заводится мотор.

– Чья, – говорит Лиза. Она чувствует себя как Илья – и теперь понимает, почему он избегает каких-либо интонаций. Вопросительные знаки – это бессмысленное расточительство богатых людей.

– Дервиента твоего. Нормально, а?

Лиза слышит щелчок ремня безопасности. Ей бы тоже сейчас не помешало пристегнуться. Она вдруг понимает, что от желто-черного провала двора ее отделяет только тонкое грязное стекло.

– И что, есть уверенность, – помолчав, говорит Лиза.

– Стопроцентная!

Ну, вот всё и выяснили.

Лиза-Лиза. Хотела информации – получай. А если это немножко не то, на что ты рассчитывала, так уж не обессудь. Зато теперь понятно, что Мите доверять нельзя. Каким образом он мог понять, кому принадлежит кровь? Да еще за такое короткое время? Воскресенье, на минуточку. В десять тридцать встретились, сейчас семь вечера с небольшим. Что, заявился к Владимиру Сергеевичу и отобрал у него немножко кровушки на анализ?

– Без дела не сижу, – отзывается Митя. – Поднял на уши знакомую лабораторию. Оля, лаборантка, мне должна была. Даже тесты ДНК делаются, если срочно, не больше восьми часов. Они подсуетились. Выяснили, что на простыне действительно кровь. Это вообще минутное дело.

– Но как поняли чья.

– Думали-думали. – Голос Мити искрится, как газировка “Буратино” в хрустальном стакане. – Наудачу решили пробить образцы по всем доступным медицинским базам. Он же врачом себя считает, все дела. Подумали: мало ли? И представляешь? Нашли совпадения в базе доноров костного мозга. А потом выяснили, что он еще и почетный донор, этого я вообще не понял, совершенно не вяжется, но зато мы теперь про его кровь знаем даже больше, чем хотели. Главная беда в том, что это нам никак не поможет.

Ну как же не поможет, думает Лиза. Еще как поможет.

Стекло продолжает стоять между ней и пятиэтажной бездной. По-видимому, иногда стёкла прочнее, чем кажутся.

Еще как поможет. Во-первых, Лиза теперь точно знает, что не сумасшедшая. Простыня нашлась в доме Евгении Николаевны. На простыне – кровь Владимира Сергеевича. И это все равно что оставить заявление с подписью: да, все обстоит именно так, как ты поняла, Лиза. Но возникает еще два вопроса: зачем Владимир Сергеевич подбросил Евгении Николаевне испачканную простыню? И главное, каким образом он это осуществил?

– Я тоже об этом подумал. Скорее всего, он хотел, чтобы ты засуетилась, психанула, в полицию побежала. Коллеги покрутили бы пальцем у виска, а у него нарисовалось бы еще одно доказательство, что ты ку-ку, и слова твои ничего не стоят, и слушать их не нужно. Он вряд ли рассчитывал, что у тебя такие связи. – Митя смеется. – А вот как подбросил – это вопрос, конечно.

Лиза спускает ноги с подоконника, говорит в трубку: “Погоди, пожалуйста”, – прерывает звонок и возвращается в комнату.

– Тима нужно защитить. Лиза знает, кто может помочь. Есть человек один. Но придется все ему рассказать.

– Что еще за человек? – одной бровью хмурится Тим. – Сказал, к ментам не пойду.

Технически Митя не мент, правильно? Нужно хотя бы попробовать отвезти их к нему. Пусть хоть поговорят. Даже если дальше ничего не выйдет.

– А может, стоило бы? Вдруг смогут помочь? – вдруг говорит Ян.

– А тебе они как помогли, когда ты к ним попал? – спрашивает Тим.

Ян разводит руками. В комиксах так делают, когда хотят сказать: “Никак”.

– Вы же понимаете, – стараясь не кричать, говорит Лиза, – что если они знают про Лизу, то это Дервиент их послал? И если его не остановить, он их снова пришлет? Ян, может, спрячешь Тима у себя? У тебя там охрана. Безопасней, чем здесь.

Повисает тишина. Ян сидит, опустив голову. Тим быстро говорит:

– Яну нельзя меня светить. Слишком многим рискует.

А так он рискует тобой, хочет сказать Лиза, но вместо этого велит им одеваться, набирает номер Мити и говорит в трубку:

– Ты уже дома? Лиза сейчас к тебе приедет, жди. Через семнадцать минут.

Эпизод 2278

Лиза давно запомнила Митин адрес, а вот повода применить эти знания раньше как-то не подворачивалось. Не дожидаясь просьбы, она садится рядом с водителем, хотя и опасается, что Ян поднимет перегородку и оставит ее наедине с незнакомым человеком в костюме. Она даже не знает, как его зовут, и подыскивает подходящую фразу, чтобы вежливо, но твердо дать понять, что знакомиться не склонна. Но Ян и Тим сидят молча, уткнувшись друг в друга плечами и глядя в разные стороны, перегородка между ними и Лизой так и не вырастает, а водитель даже не смотрит в ее сторону.

Машина останавливается у торца дома. Лиза сразу замечает Митю: он маячит у второго подъезда, к ним стоит почему-то спиной. Видимо, ждал, что они подъедут с другой стороны. Лиза не торопится ему навстречу, вначале хочется осмотреть дом. Обычная пятиэтажка из темного кирпича. Балконы завалены снегом, под снегом всякий хлам, смешать, но не взбалтывать. Даже непонятно, как выдерживает конструкция.

Лиза представляет, как по осени балконы бесшумно опадают с домов, и дома остаются стоять голенькие, с дверями, которые никуда не ведут, а дворники сгребают в кучу обломки лыж и великов, осколки банок