и разноцветные рейки развалившихся детских санок и жгут по дворам огромные костры. А к весне на прогретых солнцем стенах домов проклевываются новые балкончики, непременно французские, с изящными гнутыми металлоконструкциями.

Ян и Тим топчутся рядом с ней. Лиза с трудом отрывается от мыслей о свежих весенних балконах – как они могут пахнуть? точно не тополиными почками, но не круассанами же? – и идет навстречу Мите.

– Егоров, Матвей… – Митя спотыкается на месте отчества, протягивает руку вначале Яну, потом, с секундной задержкой, Тиму.

В такие моменты Лиза особенно рада быть женщиной. Удачно сложилось, не приходится трогать руки незнакомых людей. Вдруг Тим оборачивается к ней:

– Ты к кому нас привезла? Я же ясно сказал: никаких ментов!

– Спокойно, просто поговорим. – Митя отступает на шаг, демонстрирует ладони и запястья. – Я не мент. Не вполне мент. И я правда хочу помочь.

– Не верю я. – Тон Тима густеет, наливается трупной зеленью. – Вы, менты, одним миром мазаны. Говорите одно, думаете другое, не успеешь оглянуться – и ты уже в глубокой ж…

– Лизе помог. – Смолчать в такой ситуации очень сложно. – Лизе Митя помог. От Владимира Сергеевича спас, из полиции забрал.

– То, что ты помог ей, еще не значит, что будешь помогать нам, – подает голос Ян.

– У вас что, есть получше варианты? – неожиданно ярко говорит Митя.

Все замирают. В тишине слышно, как трещит, подмаргивая, фонарь на углу. Лиза громко шмыгает носом, пристально смотрит на Яна, и наконец Ян пожимает плечами, а Тим бурчит:

– Ладно, пошли уж, раз приехали. Стоять неохота.

Митя поднимается первым, Лиза замыкает цепочку. В подъезде аккуратно: чистые коврики, свежая побелка, ухоженные цветы на площадках, кое-где красивые и яркие рисунки на стенах. На третьем этаже их настигает запах свежей выпечки, и Лиза вдруг осознает, что поразило ее сильнее всего. Почтовые ящики. Целые. Ни одной выжженной ячейки, ни одной выломанной или хотя бы выгнутой дверцы. Как в музее. Мучительно стыдно за грязные следы на ступеньках, интенсивно хочется разуться.

Тим вдруг спотыкается, чуть не падает, шипит негромко сквозь зубы:

– Интересно, у всех ментов такие подъезды нарядные?

Пока Митя достает ключи, Лиза недоверчиво разглядывает обшарпанную деревянную дверь – настолько она не вяжется ни с Митиным характером, ни с подъездом этим, ни со знакомыми ей пространствами его обитания – машиной и кабинетом. Лиза и представить себе не могла, что место, где он живет, может выглядеть так.

За убогой дверью – старая запущенная трешка, совсем небольшая, одни сплошные двери, узкие коридоры и низкие потолки. В прихожую всем не поместиться, и пока остальные разуваются, Лиза ждет снаружи, но ждать очень тяжело – ужасно хочется немедленно все осмотреть, а потом отмыть все начисто, а лучше еще и стены снести. Вместе с дверями. Дверей в прихожей целых пять, если не считать входной. Две распахнуты, одна приотворена, две закрыты, а судя по ключам в замках, и заперты.

– И ходить туда не стоит, – бросает Митя в Лизину сторону, хотя она даже не собиралась.

В прихожей несколько полок, на средней – старое вылинявшее фото: молоденький Митя с нелепыми усами обнимает какую-то красивую, незнакомую Лизе девушку. Девушка рассеянно улыбается кому-то за кадром, в кадр не смотрит. Полка такая пыльная, что от одного взгляда на нее хочется чихнуть, а рамка и стекло фотографии блестят как новые, причем на стекле ни единого развода от тряпки, хотя в пыли полки можно разглядеть прочерченные рамкой полосы. Лиза видит, как Митя снимает фотографию с полки, долго смотрит на нее, потом вытирает краешком свитера и ставит обратно. Смотреть на это так же неприятно, как на Яна с Тимом в ванной. Лиза ждет, пока Митя уйдет из прихожей, рукавом смахивает с полки пыль и кладет фото вниз лицом, кверху ножкой.

В конце коридора ярко светится проем в крохотную квадратную кухню с бодрыми коричневыми обоями в завитушку и лампой с тремя рожками, один из которых пуст, а из другого торчит перегоревшая мутная лампочка. Лиза лучше пошла бы туда, но Митя и Ян с Тимом идут в темноватую гостиную, и Лиза тащится за ними и усаживается рядом с Тимом на очень неприятный и очень мягкий серый диван с протертой бархатистой обивкой.

– Ну что, давайте думать. – Митя сидит напротив, в кресле, вцепившись пальцами в пышные подлокотники. – Понятно, что тебя нужно как-то обезопасить, нападение может повториться. То, что за нападением стоит ваш Дервиент, сомнений не вызывает, так? Значит, устранив его, мы…

– Устранив? – живо переспрашивает Тим. – Предлагаешь пристукнуть засранца? Если что, мы только за.

– Хорош ерничать, – обрывает его Ян. – Давай хоть послушаем. Может, он что толковое предложит.

Тим вздевает руки над головой, вдвигается поглубже в диван и обнимает себя, будто ему холодно.

– Убить его, конечно, можно. – Митя пропускает их перепалку мимо ушей. – Но обидно. Слишком легко отделается. Гораздо интереснее закрыть. Если доказать хотя бы несколько эпизодов, да с соучастием, это вплоть до пожизненного. Учитывая его возраст, может еще лет двадцать просидеть. Плюс с такой статьей на зоне… – Митя быстро взглядывает на Лизу.

– Да поняли мы, не дети. – Тим снова придвигается к краю дивана. – Возможно, это и правда лучше. Как представлю… – Тим улыбается краем рта, пальцами придерживая разбитую губу.

– Отлично. – Тон Митиного голоса становится все светлей. – Но вначале есть один момент, который необходимо прояснить. Задам тебе несколько вопросов, предупреждаю сразу: вопросы неприятные. Если некомфортно говорить при остальных, можем выйти.

– Спрашивай тут, – говорит Тим. – Они в курсе.

– Ок, начнем. Сколько тебе было лет, когда ты… когда вы с Дервиентом…

– Трахаться начали? – Тим усмехается.

– Сблизились, я хотел ска…

– Девять.

– А сейчас тебе…

– Двадцать девять.

– Ага, двадцать лет. А потом Дервиент тебя еще с кем-то познакомил? Сколько тебе было тогда?

– Да, с Михаилом. Двенадцать исполнилось.

– И ты пробыл с ним…

– Почти год, до моих тринадцати.

– Черт, все равно не сходится. Шестнадцать лет прошло. Срок давности по таким делам – пятнадцать. Даже если заявление примут, даже если возьмутся расследовать, что вообще уже фантастика, учитывая реалии, на суде его адвокаты немедленно все прекратят. Учитывая, что кроме твоих слов никаких доказательств, конечно же, нет – нет же? Ни фото, ни записок каких-нибудь?

– Нет ничего такого, да.

– Мне двадцать шесть, – встревает Ян. – Я к Михаилу в десять попал, высокий был, крупный, выглядел старше. И до двенадцати из рук в руки переходил. Пока волосы… Ну, короче. Выходит, у меня еще целый год…

– Значит… – говорит Митя, но договорить не успевает.

– Даже не думай, – перебивает Тим. – Тебе нельзя. Дурдом! Ты что, ебнулся? Засветиться в таком скандале – и але, придется из страны свалить. И пиздец тогда всему. Всё тогда зря! Мы, я – всё!

Ян ерзает на диване, быстро взглядывает на Тима и отводит глаза.

Лиза не выдерживает:

– Вы о