Мне это казалось противоестественным. Что говорить, слава радует, греет. Но и она нужна в меру.

– Под любым предлогом меня нет, – внушал я Марине. – Заболел, уехал – что хочешь говори, но не отвлекай ни под каким видом.

И она ограждала успешно. Но жизнь есть жизнь, от нее не отгородишься, нежданно вторгается в дела.

В один далеко не прекрасный день Марина вернулась из города на такси вся в слезах.

В городе она оставила свой «жигуленок» на видном месте в самом центре города. Уверяла, всего на полчаса. У женщины, ясно же, где полчаса, там и час и даже более, может быть, и полдня, но клятвенно уверяла, что только на полчасика. Правда, в кривом переулке. Оставила целехоньким. Божилась, что не забыла запереть и поставить на охранное устройство. А когда вернулась, на месте лобового стекла зияла дыра, вынут радиоприемник и даже вырвана рулевая колонка.

Разбой учинен варварски, с очевидным желанием как можно больше напортить, изорвать, сломать, досадить, насолить, вывести из себя, выбить из равновесия.

Злодеи в этом преуспели.

Марина вернулась в таком состоянии, что не могла связно рассказать о случившемся. Ее трясло от негодования. Клацая дрожащими челюстями, сдавленно произносила отдельные слова. Их с трудом можно было разобрать. Пришлось отпаивать и успокаивать.

За всю совместную жизнь, а ей доходит второе десятилетие, я жену такой безутешной не видел.

Через три дня меня вызвали повесткой в отделение милиции. Зачем, по какому делу, я не догадывался. Требовалось явиться такого-то числа, в такой-то час, в такую-то комнату. В случае неявки грозили принудительным приводом.

В милиции я попробовал возмутиться формой вызова.

– За мной нет никакой вины…

– Вас пригласили, – не дал договорить милицейский чин, – именно пригласили, а не вызвали. И по поводу происшествия с вашей машиной.

Я объяснил, что машина принадлежит не мне. Лучше бы вызвать владелицу «транспортного средства», мою жену.

– Вышла накладочка, – опять в самых вежливых выражениях пояснил милицейский чин, – всего лишь не обратили внимание на женское окончание фамилии. Но это не так важно. Вы муж и жена, и хозяйство у вас общее.

Милицейский чин – сама учтивость.

– Прошу ознакомиться с протоколом задержания, рассказать хотя бы и со слов жены о сути происшествия. Сейчас приведут задержанных, послушаете объяснения, зададите вопросы.

Я прочитал протокол задержания. Привели злоумышленников.

Два паренька из СПТУ. Вполне прилично и обычно одетые – цветные куртки на молниях, джинсы, свитера, – некий молодежный стандарт. И стрижены одинаково – челочки по самые брови, а сзади волосы до плеч.

На лицах ни тени смущения, тем более раскаяния. Отвечали бойко, даже дерзко, на меня взирали с повышенным вниманием, вроде бы выражая взглядами единственный мучивший вопрос: а это что за хмырь, ему-то чего тут нужно?

Когда узнали, кто я, один с неким злорадством произнес:

– Так вы и есть писатель Колоколов?

– Не Колоколов, а Подколокольников, – поправил милицейский чин.

– Нам без разницы, – заметил другой задержанный.

– Вопросы к задержанным есть? – обратился ко мне следователь.

Я пожал плечами, никаких вопросов отпетым пацанам задавать не хотелось.

Все кончилось неожиданно: мне и задержанным милицейский чин объявил:

– Можете быть свободны.

Мальчишки натянули на головы трикотажные спортивные шапочки и, ухмыляясь, легко направились к выходу. Я задержался.

– Как же так, – недоуменно проговорил я. – Отпускаете и виновников разбоя?

– Так уж и разбойников, – возразил милицейский чин. – Какие же это разбойники – мелкие хулиганы.

– Полагается ли отпускать с миром хотя бы и хулиганов?

– А по-вашему, их сразу в тюрьму.

Я не нашелся, что ответить, но изумление определенно отразилось на моем лице.

– Не беспокойтесь, – услышал я слова утешения, – привлечем, воздействуем. Обязательно воздействуем.

Говоря это, милицейский чин по-дружески обнял меня и тихонечко стал подвигать к выходу.

Во дворе ждала еще большая неожиданность. Я полагал, что парни давно улепетали от греха подальше, их и след простыл. Ничего подобного! Оба ждали на милицейском крыльце с торжествующими физиономиями. Как только я появился, они весело приободрили меня:

– Не тушуйся, дядя, пока ничего страшного. Это цветочки, будут ягодки. – И, похохатывая, пустились со двора.

Я не придал значения их словам, сболтнули и сболтнули. Но в машине понял: да нет, не сболтнули. Специально ждали. И не просто ничего не значащие слова бросили, сделали предупреждение. Серьезное предупреждение на будущее.

И тут меня взорвало: да кто они такие, чтобы угрожать? И что эти сопляки могут? И сознавал: могут, могут. Угроза заслуживает внимания.

Пытался гнать тревогу, объяснял ее переутомлением, стечением неблагоприятных обстоятельств. Забыть все поскорее, как дурной сон.

В сущности, случилось заурядное и мелкое происшествие. Страховка за машину получена, стекло без большого труда, но с солидной переплатой добыли. Все остальные восстановили, кроме приемника. И без него можно ездить. Меньше соблазна для шпаны.

Так я успокаивал себя, а сердце не на месте. Работа не клеится.

«Какой смысл преследовать меня? – рассуждал я. – Пишу разоблачительный роман, в котором все образы обобщенные. Правда, факты, ситуации подлинные, но и они изменены. Да, надеюсь на многое открыть глаза. Понимаю, надежда слабая, можно сказать, призрачная, но все же льщу себя, успокаиваю».

Достаточно ли этого для преследования? К тому же роман далек от завершения. Ни одна душа не знает, что в нем будет.

Приходило в голову и такое: «Не напрасно ли тревожусь?» Но как только передо мной оживали нахальные рожи хулиганов, с миром отпущенных милицией, понимал: дело не пустяковое.

Чего же ждать, чего опасаться, кто мои противники?

Скоро и это разъяснилось. В центральном доме литераторов демонстрировали нашумевший зарубежный фильм, который неизвестно когда попадет на широкий экран и попадет ли вообще. Марина расстаралась насчет билетов, уговорила и меня.

– Отвлекись, тебе необходимо. Изнервничался, позеленел, осунулся.

Правда в ее словах. Согласился.

В нижнем и верхнем фойе полно народу. Всюду то и дело здороваешься, улыбаешься, кланяешься.

Жена встретила приятельниц. Я остался один.

И тут появился он, Серж Баранчиков. Возник внезапно, будто спустился с потолка или выскочил из-под пола. Когда и как, я не заметил.