– И тем не менее, – вмешалась в разговор я, – «Звездная кусака» влетела в солнце. Она не хотела меня слушаться, но все же подчинилась.

Туман над головой Иммы ярко вспыхнул и издал резкий шипящий звук. Это мало походило на речь… по-видимому, Имма так вскипела от гнева, что нанопереводчики просто охватило огнем. Шипение, однако, быстро смолкло, и туманный шар пробормотал:

– Не следовало давать дивианам живые корабли.

– Это было органично для их культуры, – сказал Эстикус. – Это то, к чему они привыкли. Они чрезвычайно подозрительно относились к кораблям, состоящим из неорганических компонентов.

– Знаю! – рявкнула Имма, и ее шар снова зашипел. – И все равно не следовало так рисковать. В тот момент, когда первая заретта попала в руки дивиан, мы утратили над живыми кораблями контроль. Заретты не строят, их разводят; и на процесс размножения неизбежно начинают влиять случайные факторы. Первые подаренные нами заретты никогда в жизни не приблизились бы к солнцу; мы сознательно развили в них фобию к светилу. Однако в каждом последующем поколении появлялись экземпляры, которые боялись чуть меньше, чем их родители. Запреты не наследуются, в особенности когда они кажутся необоснованными. Сейчас половину ныне живущих заретт можно заставить проникнуть в звезду, нужно лишь хорошенько прикрикнуть на них. К счастью для нас, до сих пор никто не упорствовал, добиваясь этого.

– До меня, – с гордостью напомнила я.

Имма не отвечала… но ее шар-переводчик снова сердито зашипел.

– Зачем вам это? – спросила Фестина. – К чему было создавать столь сложное хитросплетение лжи вокруг ограничений полей ССС?

– Чтобы замедлить ваше развитие, – ответил Эстикус. – Чтобы сохранялась уверенность, что ни одна низшая раса не обладает кораблями быстрее наших.

– Не сомневаюсь, сейчас вы уже понимаете, – добавила Имма, – что все наши действия нацелены на то, чтобы ослабить вас. Мы вступаем в контакт с миром, когда он готов выйти в космос; предлагаем его обитателям новую технологию и внушающие доверие, но обладающие тем или иным дефектом модели – с целью помешать расе сделать открытия, которые в противном случае она рано или поздно сделала бы сама. – Шар над головой Иммы раскололся на две полусферы с небольшой брешью между ними. – Мы создаем разрыв в научном развитии расы. Дарим устройства, принципа действия которых они не понимают и никогда не поймут, потому что за ненадобностью перестали заниматься научными разработками.

– И, конечно, во всех властных структурах есть ваши агенты-роботы, – не выдержала Фестина. – Они следят за тем, чтобы никто не занимался научными разработками.

– Совершенно верно. – Шар над Иммой снова воссоединился. – Двойники адмиралов контролируют практически все средства, выделяемые в вашем секторе на научные исследования. Если кто-то углубляется в тематику, которая для нас нежелательна, его тут же перебрасывают на другой проект. – Часть туманного шара отделилась от основной массы. – Если это не помогает – ученых часто бывает нелегко увести в сторону от интересующей их проблемы, – мы предпринимаем определенные шаги с целью избавиться от… раздражающего элемента. – Из шара вырвалась туманная прядь, нанесла удар по отделившемуся прежде клочку и утащила его обратно, словно лягушка, заглатывающая муху. – Надоедливый и чересчур проницательный ученый просто исчезает и доживает свой век в комфортабельном месте заключения на этом самом корабле; точно таком, в каком вскоре окажетесь и вы.

– Хорошенько подумайте. – Фестина вскинула дуло станнера.

Имма снова издала скрежещущий звук; на этот раз он определенно напоминал смех.

– Этот пистолет ты забрала у наших роботов. Неужели всерьез веришь, что мы снабдили бы их оружием, способным поразить нас?

– Почему бы и нет? Дело в том, что при всей вашей фантастической технологии вы не кажетесь слишком сообразительными.

– Это правда, – прошептал Эстикус.

Имма снова подтолкнула его бедром, на этот раз не предпринимая никаких усилий, чтобы скрыть это. Кроме того, она издала шипящий звук и защелкала мандибулами. Безо всякого перевода было ясно, что все это представляет собой шадиллский вариант реакции типа «Заткнись, идиот!»

– Теперь послушайте меня, – начала моя подруга. – Мне кажется, пять тысяч лет назад ваши люди были замечательными учеными; они построили и этот корабль, и многое другое, не менее удивительное. Где-то на пути своего развития вы разработали способ перехода к более высокой стадии существования… ради невероятного расширения своих умственных возможностей, даже если в результате вы превращаетесь в огромные капли пурпурного желе. – Она бросила взгляд на фонтан. – Как эта жидкость называется?

Последовала пауза. Шары над головами «жуков» потускнели, как будто шадиллы пытались «переварить» какую-то трудную для понимания концепцию и использовали даже те резервы энергии, которые требовались для перевода. В конце концов шар над головой Эстикуса негромко произнес:

– Кровавый мед.

И тут же оба говорящих шара снова замерцали, как прежде… или, может, даже чуть ярче, явно очень довольные тем, что сумели придумать элегантный – с их точки зрения – перевод подлинного шадиллского названия.

– Кровавый мед, – повторила Фестина. – Неплохо. Как бы то ни было, вы построили фонтаны с этим медом, предназначенные для того, чтобы все сразу могли перешагнуть за грань, за которой начинается существование высшего порядка. Готовясь к превращению в желе, вы тщательно подчистили миры, где жили. Единственная проблема состояла в том, что не всем нравилась идея стать пурпурной субстанцией. Видимо, некоторых эта перспектива ужасно пугала. Поэтому когда все отправились к чашам фонтанов, небольшая группка дала стрекача. Вы смылись на этом корабле – и с тех пор так и бегаете.

– Ты имеешь в виду, – спросила я, – что эти шадиллы струсили? Все остальные прошли через процедуру «божественного восхождения», а эти в страхе отказались от нее?

Я с презрением посмотрела на «жуков»… и тут до меня дошло, почему Эстикус сказал, что они называют себя тахпо; безусловно, он вкладывал в это слово значение «отбросы».

– Сколько вас осталось? – спросила Фестина. – Сотни? Тысячи? Миллионы? Или, может, только у вас двоих не хватило мужества измениться?

Имма не отвечала, просто опустила голову, глядя в пол. Мандибулы не двигались, словно ее парализовал стыд. Когда в конце концов заговорил Эстикус, его туманный шар выглядел тусклым и увядшим.

– Раньше были другие. Множество других. Это нелегко – решиться совершить переход к иной форме, даже если уверен, что это… расширит твои горизонты. – Большие коричневые веки прикрыли его глаза. – Когда-то на судне было полно тахпо. Мы говорили, что на нашу долю выпало удивительное приключение… последнее для представителей великой расы… единственный отважный корабль против враждебной галактики. Да, величайшее, достойнейшее приключение… и мы разработали план; все были согласны, что без его осуществления нам не выжить. Будем продвигать низшие расы прежде, чем они догонят нас. Чтобы действовать как-то иначе, нас было слишком мало; диверсия – вот единственная наша защита. Все были согласны. Мы… – Внезапно мандибулы Эстикуса плотно сжались и замерли в таком положении; потом они разъединились снова – вялые, неподвижные. – Да, мы все были согласны. Однако на протяжении долгих, долгих лет наше сообщество постепенно уменьшалось. У них хватало мужества измениться… хотя, может, это было не мужество, а отчаяние. Отчаяние из-за того, во что превратилась наша жизнь. – Эстикус вздохнул. – Мы все больше теряли жизненные силы и уставали – в точности, как те расы, которые разрушали. И все понимали это. Столетия проходили, и наши товарищи прислушивались к голосам… тех, кто изменился. – Чужак помолчал. – Они все время разговаривают с нами. Или, по крайней мере, раньше делали это; я не слышал их уже несколько лет. Однако, когда нас было больше, измененные сородичи нашептывали, какой мудрой жизнью живут со времени трансформации… и другие тахпо капитулировали. Вдруг выяснялось, что исчез один из нас; мы приходили в этот зал и обнаруживали, что фонтан снова самодовольно журчит.