Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Маг разглядывал щуплую фигурку мальчишки, настороженное лицо — впалые щеки, острый подбородок и черные, чуть запавшие глаза. Таких обычно лупят сверстники и не любят девчонки — все те, кому и в голову не пришло бы подняться ночью на утес. Маг, только что пролетавший над созвездием городка, заметил эту искру, одиноко сиявшую издали, и не мог удержаться от соблазна взглянуть на ее носителя. Как же он, однако, молод!

— Не бойся меня, — сказал Маг.

— Я и не боюсь, — с вызовом сказал мальчишка, хотя это была откровенная неправда. Он прятал руки за спину, скрывая предмет, в который только что смотрел на небо.

Маг шагнул вперед. Парень оглянулся, ища дорогу к бегству, но в двух шагах от него был край утеса.

— Не бойся, — повторил Маг. — Я люблю гулять ночами, вот и зашел сюда. Сегодня такая чудесная ночь!

Он понемногу восстанавливал полузабытые ощущения плотного тела. Вдохнул полной грудью свежий, неописуемо душистый воздух, поднял глаза наверх, в прозрачную черноту ночного неба.

— А какие удивительные звезды! — сказал он. — Такие огромные, разноцветные! — Хотя его человеческое зрение было совершенным, далеко не каждая ночь позволяла увидеть их так отчетливо. — Здесь очень чистый воздух, не везде они видны так.

— Тебе они нравятся? — озарилось лицо мальчишки. — Ты любишь смотреть на них?

— Да, конечно, — сказал Маг. — На свете много прекрасных вещей, радующих глаз, но звезды — это нечто особенное. Когда я бродил по свету, я всегда смотрел на них ночами, — улыбнулся он, погружаясь в воспоминания. — Если ночи, конечно, были ясными…

— Ты видишь, что они разноцветные? — Мальчишка сделал шаг по направлению к Магу.

— Не всегда, — ответил тот, не отрывая взгляда неба. — Человеческие глаза плохо приспособлены к цвету. Но сейчас — вижу.

— Мне тоже кажется, что звезды — это нечто особенное. — Маг опустил взгляд и увидел, что парнишка подошел вплотную к нему. — Как здорово, что ты их любишь! Я думал, больше никто, только я…

— Нет, — покачал он головой, все еще улыбаясь. — Не только ты.

— А знаешь, что у меня есть? — доверительно произнес мальчишка.

Как же он был похож на других, вот так же спешивших поверить при одном намеке на внутреннее сродство!

— Трубка какая-то, — сказал Маг. — Можешь не прятать, я ее заметил.

— Не какая-то! — горячо сказал тот. — Она уве-ли-чи-тель-ная, понял? Она увеличивает все, на что смотришь.

— Все? — В последнее время люди напридумывали множество предметов самого разнообразного назначения — Маг не мог, да и не ставил целью уследить за всем.

— Да, — подтвердил парень. — Это военная штуковина — чтобы врагов было виднее. Но в нее видно все, не только враги.

— Неужели не только враги? — не сдержал усмешки Маг, но тот был слишком восторженным, чтобы ее заметить.

— Я смотрел в нее на все, — стал рассказывать он. — На море, на бабушкиных коз в горах, на соседскую Джинку, когда она купается. Все видно, как будто рядом стоишь. Но самое главное — эта труба увеличивает луну. И звезды, не все, правда, а только некоторые. Остальные, наверное, очень далеко.

— Покажи, — заинтересовался Маг.

Парнишка потащил его на камень, усадил рядом, сунул в руки трубку. Маг неуверенно покрутил ее в пальцах, затем вопросительно взглянул на него.

— Не крути, испортишь, — сказал тот. — Ее нужно подносить к глазу, вот так. Луны сейчас нет, но ты посмотри вот на эту звезду — маленькую, желтоватую. Видишь, через трубку она похожа на серпик? Точь в точь как луна. И еще на эту, красную!

— А на остальные? — спросил Маг, проделав указанные действия.

— Бесполезно, — качнул головой мальчишка. — Они только делаются ярче, да цвет виден лучше. Наверное, нужна очень большая труба, чтобы разглядеть их.

— Откуда у тебя такая трубка?

— У нас сейчас гостит родственник — морской офицер. Он ее с собой привез.

— Значит, подарил, — догадался Маг.

— Нет, что ты! — ужаснулся тот. — Это же такая ценность! Давал посмотреть. А сюда, ночью… ну, он дал бы, наверное, если бы я очень попросил…

— Ты взял ее тайком! — Маг рассмеялся.

— Ну и что? Я к утру положу ее на место — он и не догадается, что я брал. — Мальчишка отобрал у Мага трубку. — Через год или два — когда подрасту — отец отправит меня учиться в большой город, и тогда я стану ученым. У них, говорят, есть и не такие трубки.

— А если не отправит?

— Отправит, куда он денется — я ему уже все уши прожужжал. — Он радостно засмеялся. — Они уговаривают меня стать военным, а сам видишь, какой из меня военный! Нет, я буду ученым.

— Ученым, — повторил Маг. — Ты хочешь побольше узнать о звездах?

— И узнаю. — В голосе мальчишки послышалось неожиданное упрямство. — Может быть, они огромные, больше нашего солнца, но только они очень далеко. Когда я выучусь, то сделаю большую-пребольшую трубу и смогу увидеть их.

Он поднес к глазам трубку и стал смотреть на звезды, иногда передавая ее Магу, чтобы тот тоже смог полюбоваться ими. До утра они просидели на камне, глядя на звезды и разговаривая о звездах. Когда начало светать, Маг поднялся с камня и стал прощаться.

— Я не видел тебя у нас в городе, — сказал ему мальчишка. — Ты нездешний?

— Бродяга.

Мальчишка понимающе кивнул.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Меркуцио, — ответил Маг после некоторой заминки.

— А меня — Джордано. Приходи еще.

— Может, и приду, — откликнулся Маг, направляясь к тропинке.

Он опоздал. Он так и не услышал из первых рук историю мальчика Джордано, его догадок, размышлений, исканий и открытий. Путешествуя над миром, он вдруг заметил знакомую искру, уходящую из проявления, и успел на городскую площадь только для того, чтобы опустить ладони в остывающий пепел.

Оставались, конечно, хроники Акаши, бесстрастно фиксирующие каждое мельчайшее событие. Однако теперь Магу было известно, что главное уходит бесследно. Только сам человек, да и то не всегда, мог рассказать о силе, заставляющей его быть творцом.

Досадное упущение, но только ли это? Маг не любил обманывать себя. Он не мог не признаться себе, что ему отчаянно жаль терять этих смертных, этих временных носителей божественной искры, их недолговечное сознание, мечущееся, как пламя на ветру. И даже понимание того, что в конечном итоге это — неизбежный цикл развития искры, не умаляло потерь.

А потери исчислялись десятками, сотнями. Последователи нового учения — впрочем, оно давно уже не было новым — с неиссякаемым рвением выискивали непохожих, смеющих отрываться от стада, не желающих быть овцами. Повсюду, куда могла дотянуться их власть, горели костры.