Жгли каждого, кто посмел остаться творцом. Жгли каждого, кто посмел остаться независимым. Жгли каждого, кому было за что позавидовать, у которого было что отнять. Жгли не только мужчин, но и женщин — каждую, которая посмела оказаться слишком умной или красивой. Маленькие люди жгли больших, ничтожества жгли тех, кто представлял из себя хоть что-то. Оставшиеся вырождались, людское племя становилось малорослым и уродливым, приняв на себя отпечаток содеянного.

В мире, подвластном последователям учения Хризы, господствовал страх и лицемерие, свирепствовали доносы. Жрица с Воином всего лишь выполняли повеление Императора, и Маг не мог осуждать их за это. Но он не мог и заставить себя следовать их примеру. Более того, его тошнило от отвращения.

Сам он неутомимо следовал принятому решению тайно противостоять оглуплению человечества. Он присматривал за теми, кто шел путем творчества, ободрял и воодушевлял их, тайно помогал и предупреждал об опасности. Но что он мог сделать в одиночку, вынужденный таиться и от людей, и от творцов, тогда как на стороне Жрицы было людское сообщество, имя которому было толпа? Тысячи зорких, завистливых глаз и болтливых языков, тысячи рук, всегда готовых мучить себе подобных. Даже будучи Властью, он не успевал везде — успевали люди.

Хотя он утешил Нерею, сам он не обольщался надеждой, что сумеет бесконечно долго оставаться непойманным. Хроники Акаши, в которых запечатлевалось каждое слово и действие, были полностью открыты Властям, поэтому достаточно было малейшего подозрения, чтобы найти в них доказательства его провинности. Насколько это было возможно, Маг старался не вызывать подозрений. Ему довольно долго удавалось обманывать проницательную Жрицу, но в конце концов она угадала в одном из событий нечеловеческое вмешательство.

— Лукавый! — вызвала она Мага. — Это все твои штучки! Немедленно лети сюда!

Маг перенесся к ней и с великолепно подделанным недоумением встретил ее возмущенный взгляд:

— Какие штучки?

— Только не говори мне, что ты ничего не делал, — вспылила она, увидев выражение его лица. — Я тебя давно знаю, поэтому сначала заглянула в хроники. Вернее, внимательно изучила хроники.

— Ну и что?

— А то, что теперь я знаю, как ты выполняешь приказ Императора! Теперь я знаю, чем ты занимаешься, притворяясь, будто помогаешь нам с Геласом!

Отпираться было совершенно бесполезно.

— Я полагал, что приказ не распространяется на… — начал Маг, не дожидаясь, пока Хриза засыплет его доказательствами.

— Распространяется, — перебила его она. — Еще как распространяется! И не прикидывайся недоумком, у тебя все равно не получится.

Может, и получится, подумал Маг, да кто этому поверит?

— Да, я это делал, — сказал он. — Да, я это делаю. Более того, я это буду делать. В конце концов, не только люди, но и творцы могут впадать в ошибки и заблуждения. Должен же найтись некто, кто помешает их делать.

— Значит, ты вообразил, что ты и есть этот «некто»? — Жрица смерила его взглядом. — Вместо того чтобы наставлять добрую паству на путь истинный, ты пригреваешь и поощряешь всяких опасных отщепенцев!

— Паства меня не интересует. — Маг доставил себе удовольствие изобразить презрительную гримасу. — Я не занимаюсь скотиной, я занимаюсь людьми.

— Так ты считаешь, что ты прав?! — разъярилась кроткая Жрица. — Ты воображаешь себя умнее всех?!

— Возможно, все мы ошибаемся, — примирительно сказал Маг. Дальше этого его смирение не пошло. — Но я предпочитаю совершать свои ошибки, а не чужие.

— Значит, ты не согласен с решением Императора?

— Как же ты догадалась? — с убийственной иронией поинтересовался Маг. — Между прочим, я тоже — Власть, и мое решение тоже кое-что значит! Нас все-таки семеро, а не только он один!

— Но мы должны договариваться и действовать сообща, — напомнила ему Жрица. — Ты не имеешь права действовать по собственному усмотрению.

— А разве мы договорились тогда? — возразил он. — Разве кто-нибудь услышал от меня, что я согласен?

— Большинство из нас согласилось с Императором, — поджала губы Жрица.

— Согласиться должны все, а не большинство, — заспорил Маг. — Нам следовало найти такое решение, которое устроило бы всех. Кое-кто из нас не стал возражать только потому, что им было все равно, поэтому мой голос весит больше, чем ты считаешь, Хриза.

— Большинство — это правильно, — сухо сказала она. — Здесь, у людей, все также решается большинством. Это проверенный, хороший метод.

— У людей — может быть, — согласился Маг. — Но мы не люди и даже не Силы. Мы — Власти. Каждый из нас заслуживает того, чтобы к нему прислушались.

— Хорошо. — Прищуренный взгляд Жрицы снова прошелся по Магу. — Я потребую нового собрания, где расскажу о твоей деятельности. Надеюсь, на этот раз нам удастся достичь единого мнения.

Как ни странно, Император признал, что его ближайшие помощники перестарались. Он даже не устроил Магу взбучку, на что так надеялась Жрица, а ограничился коротким замечанием, что тому следовало бы созвать собрание самому, а не заниматься отсебятиной.

— Видимо, было ошибочным считать, что развитие божественной искры можно приостановить, — сказал он. — Именно это и показал ход дела. Мы хотели как лучше, но в итоге положение только ухудшилось — творчество не остановлено, зато предложенные методы дали волю самым дурным человеческим качествам. Нам нужно изменить подход к людям.

— Изменить в чем? — заглянула ему в лицо Жрица.

— Ясно, в чем, — проворчал со своего места Маг. — Тебе нужно придержать свою скотинку…

— Маг! — одернул его Император. — Ты забываешься! — Его кустистые брови поползли к переносице. — Хриза. — Его хмурый взгляд, предназначавшийся Магу, упал на Жрицу. — Все мы, конечно, осуждаем несдержанность этого мальчишки, но тем не менее общий смысл его слов верен. Нехорошо, когда одни люди злоупотребляют ограничением жизни других. Это не ведет ни к чему, кроме неприятностей.

— Это еще мягко сказано, — не унимался Маг. — Дошло до того, что людям опротивели слова «добро» и «милосердие» — им слишком хорошо известно, что под ними кроются притворство и вымогательство. И все благодаря нашей смиреннице…

— Маг, замолчи! — Брови Императора рывком преодолели остаток расстояния до переносицы. — Мы здесь не для того, чтобы оскорблять друг друга. Нам нужно договориться о дальнейших действиях относительно людей. Гелас, что скажешь ты? Эти двое уже достаточно высказались.

— Я… — промямлил не ожидавший прямого вопроса Воин. — Ну конечно, нужно бы помягче. Эти меры против человеческого творчества, по-моему, они слишком решительные.

— Это мы уже поняли, — заметил Император. — Нам хотелось бы, чтобы ты высказался более конкретно.