Теперь последнее – составить список всего необходимого. Прежде всего им требовался человек, легально живущий в штате. Не для совершения покупок, а для аренды. Или для получения взятки, попросту говоря, чтобы обзавестись рядом предметов из списка, бо́льшую часть которых было невозможно приобрести без водительских прав штата Оклахома. В конце концов, им вызвался помочь консьерж отеля. Он считал себя специалистом по решению проблем и человеком, умудренным опытом. Кроме того, его привлекли предложенные деньги. Он не испытывал колебаний. Наличные были самыми настоящими. Он не нарушал никаких законов. И его защищала Вторая поправка[26].

Консьерж все доставил во второй половине дня; к этому времени остальные приготовления были завершены. Они все отрепетировали, провели мозговой штурм, проиграли ситуацию от начала до конца. Они пробовали, задавали вопросы, иногда начинали все сначала. Они разыгрывали партию за плохих парней и оценивали свои возможности. Они рассматривали все варианты развития событий. Что, если пойдет дождь? Или начнется торнадо?

Теперь оставалось дождаться одобрения покупок Ричером. Всего было три главные позиции. И ничего более. Конечно, им пришлось сражаться с искушением предаться безумствам, как детям в кондитерской. Однако логика отрубила все лишнее, и они сошлись на том, что вполне устраивало Ричера, – иными словами, купили все, что необходимо, и ничего не нужного.

Все выбранные позиции являлись продуктами «Хеклер и Кох». Пистолет «Р7» для Уэствуда. Как второй пистолет Хэкетта. Целишься и стреляешь. Девять миллиметров. Размер меньше, чем у среднего пистолета, его легко спрятать в туристическом ботинке, в кобуре для щиколотки, которую они также купили.

Две других позиции были парными. Два одинаковых пистолета-пулемета «МР5 К». Один для Ричера, другой для Чан. Больше обычного, но ненамного. Некоторые револьверы были длиннее. Пистолетная рукоять и вторая, толстая и луковицеобразная. Футуристический дизайн, какой любят специальные отряды быстрого реагирования и контртеррористические подразделения всех стран. Одиночные выстрелы или автоматическая стрельба – вплоть до девятисот пуль в минуту. Или пятнадцать в секунду.

Остальное – боеприпасы. Патроны «парабеллум», девять миллиметров, подходящие к остальному оружию. Однако сейчас патроны были снаряжены в четыре обоймы для «Р7» и в двадцать четыре обоймы от «МР5». Больше будет трудно унести.

Ричер разобрал и собрал пистолет и оба автомата, проверил спусковые крючки мизинцем, более чувствительным к механическим нюансам.

Все оружие было в полном порядке.

И еще небольшая сумка с товарами из хозяйственного магазина.

– Всё в порядке? – спросила Чан.

– Выглядит хорошо, – ответил Ричер.

– А как ты?

– Чувствую себя нормально, – ответил он.

– Тебе нравится наш план?

– План замечательный, – ответил Ричер.

– Но?..

– В военной полиции была поговорка: у каждого есть план, пока он не получит в челюсть.

Уэствуд проверил свои часы – сложную штуку из стали с множеством циферблатов. Часы показывали пять часов дня.

– Осталось семь часов. Нам нужно поесть. Уверен, что ресторан открыт.

– Вы можете спуститься вниз, а мы воспользуемся обслуживанием номеров. Когда придет время, мы постучим в вашу дверь.

С металлического мостика на крыше старого бетонного гиганта рассвет казался огромным, далеким и невероятно медленным. Восточный горизонт оставался черным, как ночь, пока часовой с широко раскрытыми глазами не увидел первые оттенки серого, словно самый темный уголь, который начал очень медленно светлеть. Тянулись долгие минуты; рассвет распространялся во все стороны – тонкая полоса, подобная осторожным пальцам, лежащим на верхних слоях атмосферы, невозможно далеких; быть может, в стратосфере, словно там свет двигался быстрее или добирался туда раньше.

Появился край мира – во всяком случае, для того, кто смотрел на него широко раскрытыми глазами: серое на сером, бесконечно тонкий, частично – плод воображения, частично – надежды. Потом бледные золотые пальцы осторожно, словно испытывали сомнения, коснулись серого. И, наконец, свет стал распространяться тончайшим слоем, молекула за раз, и все вокруг становилось мерцающим и прозрачным, стеклом чаши, но не белой и холодной, а окрашенной теплом.

Небо еще не стало золотым, свет продолжал осторожно продвигаться вперед, но был бледным, недостаточным, чтобы отбрасывать даже самые слабые тени. В следующее мгновение расцвели теплые полосы, озарившие горизонт, и наконец появилось солнце, неудержимое, столь же красное и гневное, как при закате, без раздумий обрушившее на землю жаркое желтое сияние, наполовину очистившее горизонт. И тут же появились тени, сначала параллельно земле, потом длиной в мили. Небо сбросило все покровы, изменило цвет с бледно-золотого на бледно-голубой, и мир обрел бесконечную глубину, широту и высоту. Ночная роса поглотила пыль, и до тех пор, пока все не подсохнет, воздух будет оставаться кристально чистым. Видимость стала идеальной.

На мостике несли вахту водитель «Кадиллака» и Мойнахан, получивший по голове и лишившийся пистолета. Он все еще чувствовал себя паршиво, но расписание не следовало нарушать. На нем был старомодный кожаный футбольный шлем вместо шины. Для скулы. Водитель «Кадиллака» устремил взгляд на запад, а встающее солнце касалось его затылка своими пока еще слабыми лучами. Мойнахан, прищурившись, смотрел на восток, контролируя дорогу. Ночью он не заметил никакого движения. Никаких зажженных фар. Вокруг, до самого горизонта, колыхалось бесконечное море пшеницы.

Такая же картина была на западе. Дорога, пшеница, далекий горизонт. Никакого ночного движения. Никаких фар. Все тихо. Третье утро. Прямо под ними, на площади, любители рано вставать спешили на завтрак. Как муравьи. Грузовички, похожие на игрушки, стояли у тротуаров. Хлопали двери. Люди желали друг другу доброго утра. Знакомые звуки, но далекие и невнятные – площадь находились далеко внизу.

Через двадцать минут солнце полностью поднялось над горизонтом и начало свое утреннее путешествие. Рассвет превращался в день. Небо становилось более ярким и синим, но оставалось одноцветным. Ни единого облачка. Новое тепло привело в движение воздух, пшеница заволновалась, послышался тихий шелест, словно она просыпалась. От вершины элеватора № 3 до горизонта было пятнадцать миль. Все определялось высотой, геометрией и кривизной земли. Из чего следовало, что часовые на мостике находились в самом центре круга радиусом в тридцать миль, они парили высоко над землей, и весь мир раскинулся у них под ногами. Золотой диск под высоким голубым небом разреза́ли на две равные части железнодорожные рельсы – сверху донизу и горизонтально – и дорога. С мостика они казались узкими, со всех сторон окруженными пшеницей. Линии пересекались прямо под ними. В центре диска. В центре мира.