Угрюмо кивая, эксперт изучил фотографии и пробормотал по-японски свой вердикт.

Томас старался как мог следить за его словами, но ему казалось, что эксперт жаловался на скудный выбор в местном ресторане.

— Что он говорит? — спросил Найт.

— Объясняет, почему уже второй раз за год не может получить в ресторане приличное суши, — объяснил Мацухаси, развеселившийся и в то же время озадаченный.

— Хабза, — сказал метеоролог, обращаясь к Томасу.

— Прошу прощения? — Найт поднял брови.

Взяв со стола ручку, специалист по погоде написал в блокноте: «HABS», затем тщательно повторил аббревиатуру.

— Я не знаю, что это обозначает, — сказал Томас.

Метеоролог быстро заговорил, и Мацухаси пришлось напрягаться, чтобы успевать переводить его слова.

— Маленькие растения в воде, — сказал он, вводя в компьютерную поисковую систему «HABS». — Опасные. Отравляют всю рыбу.

Метеоролог указал на экран и повторил с таким видом, словно провозглашал: «Как я и говорил»:

— Хабза.

На фотографии был изображен залитый солнцем пляж, идиллическая картинка, но один странный момент заставлял мозг отступить назад и перестроиться. Это выходило за рамки реальности, превращая ее в кошмар. Море имело цвет крови.

— HABS, английская аббревиатура, переводится как «цветение вредных водных микроорганизмов», — прочитал Мацухаси. — Это явление известно также как…

— Акасио, — подсказал по-японски метеоролог.

Томас понял без перевода и пробормотал:

— Красный прилив.

Казалось, ключ, вставленный в скважину, не просто повернулся, но отпер десяток других замков. Голова Томаса внезапно наполнилась гулкими отголосками десятка дверей, распахивающихся настежь.

Томас торжествовал. Даже умиротворенность храмового комплекса Минобу не могла приглушить его воодушевление.

— Некоторые исследователи Библии высказывали предположение, что слова о египетской казни, превратившей воды Нила в кровь, являются первым документальным упоминанием о красном приливе, массовом размножении микроскопических водорослей или фитопланктона, которое окрашивает воду в цвет крови, — сказал он. — Такой эффект могут создавать водоросли различных видов. Кажется, сейчас перед нами Alexandrium tamarense.

— Что она делает? — спросила Куми.

— Это так называемые динофлагелляты, вызывающие ПОМ, — сказал Паркс, расхаживая по вымощенному щебнем внутреннему дворику. — Паралитическое отравление моллюсков. Оно воздействует на мидий, устриц, гребешков и так далее. Употребление в пищу зараженных моллюсков может привести к отказу дыхательной системы. В тяжелых случаях смерть наступает в течение двадцати четырех часов.

— Отец Джованни подхватил эту гадость в тот день, когда Эд покидал Италию, — сказал Томас. — В легкой форме, но это навело брата на определенные мысли.

Перед тем как присоединиться к остальным, он уже позвонил итальянскому священнику, чтобы подтвердить свое предположение. Отец Джованни удивился его звонку, но отнесся к нему без враждебности и не стал обвинять Найта в гибели отца Пьетро. Томас испытал облегчение, которое еще больше подпитало его эйфорию.

Доехав на поезде до Минобу, они поднялись по двумстам восьмидесяти семи гладким широким ступеням, ведущим к храмам. Эта мысль пришла в голову Куми. Она сказала, что им нужно прерваться, отдохнуть, уехать из Кофу, подальше от трупа упыря, напавшего на Томаса. Об этом случае до сих пор не было никаких упоминаний в местных средствах массовой информации. Похоже, такое молчание очень беспокоило Куми. В Кофу, совсем небольшом городе, убийство, особенно такое загадочное, должно было в течение нескольких дней не сходить с первых полос газет.

Как раз расцвела сакура. Белые нежные лепестки на голых ветвях деревьев розовели на фоне темной синевы неба. Очень важным оказалось то обстоятельство, что это путешествие стало повторением первого приезда сюда, совершенного Томасом и Куми много лет назад, и тем самым явилось своеобразным перемирием, хотя и очень осторожным, хрупким, словно цветки сакуры.

Паркс, странным образом бесчувственный к вечной красоте пустынных гор и древних деревянных храмов, добирался из Кофу отдельно.

— ПОМ не просто убивает людей, — продолжал он. — Оно воздействует на всю пищевую цепочку. Живое существо, съевшее динофлагелляты, становится ядовитым для тех, кто в свою очередь пообедает им. Так что красный прилив приводит не только к закрытию нескольких ресторанов в штате Мэн. Он может полностью истребить популяцию рыбы.

— Если только она не приспособилась каким-то необычным образом находить новый источник пищи, — сказал Томас.

Паркс удивленно уставился на него и заявил:

— Просто великолепно!

— В чем дело? — спросила Куми.

— Наше рыбоногое почти всю свою жизнь проводит в воде, вероятно в пещерах, плавает с помощью неуклюжих плавников, питается рыбой, — объяснил Паркс. — Но если окружающая среда вдруг резко изменяется, источник обычной еды иссякает…

— Уничтоженный внезапным резким размножением водорослей, — подсказал Томас.

— В этом случае у него есть то, чего нет у других рыб: ноги, а также способность, по крайней мере какое-то время, дышать воздухом. Оно выбирается из воды и кормится чем-то другим до тех пор, пока море не возвращается в нормальное состояние.

— Это соответствует картине в Пестуме, единственному имеющемуся изображению рыбы, выползающей из воды, — сказал Томас. — Вот что натолкнуло Эда на правильную мысль. Красная вода на картине является не просто апокрифическим символом, как и сама рыба — не просто эмблема христианства. Она настоящая. Да и вода действительно имеет алый цвет. Когда море стало красным, рыба с ногами выбралась на берег.

— Жизнь из смерти, — заключил Джим. — Неудивительно, что Эд решил, будто ему удалось найти символическую материнскую жилу. Это же полностью соответствует образу Иисуса, сходящего с креста.

— По изображениям со спутников Эд отслеживал нынешние случаи красного прилива, — сказал Паркс, отметая богословие. — Он сопоставлял данные об окружающей среде — температуру воды, глубину, подводную топографию моря в окрестностях Неаполя с другими местами по всему земному шару, где были отмечены случаи массового размножения Alexandrium, затем выбрал те из них, где такое происходило регулярно, и отправился на охоту.

— Ты знаешь, куда именно? — спросила Куми.

Это был очень осторожный вопрос. По ее взгляду, брошенному на Паркса, Томас понял, что на самом деле она спрашивает не этого типа, а его самого: «Если знаешь, то скажешь ли ему? Доверяешь ли ты человеку, который уже дважды нападал на тебя?»

Перехватив взгляд Куми, Томас уставился на храмы, прячущиеся в сочной зелени холмов.