Управление Туркестаном, как и всякой вновь присоединяемой азиатской областью, можно будет считать устроенным окончательно тогда лишь, когда все местное управление и войска, необходимые для удержания чужеземного края в покорности, станут содержаться на его счет, без разорения жителей. Конечно, силы, назначаемые для войны против значительного внешнего неприятеля, не могут входить в этот счет; но сличение доходов края со стоимостью расположенных в нем войск показывает наглядно, что при должной экономии в местном управлении он может вынести тягость нынешнего своего военного бюджета. Без такого исхода обширное азиатское владение невозможно.

Вопрос о Кавказе несравненно сложнее. Он состоит из нескольких, мало даже связанных между собой вопросов: 1) О пригодности соединения под одной властью русских и чужеплеменных загорных областей. 2) О правильности одинакового законодательства для христианской и мусульманской половин Закавказского края. 3) О бюджете закавказского гражданского управления. 4) О Закавказье в военном отношении, как о двояком основании и для турецкой войны, и для действий за Каспийским морем. 5) О сохранении или упразднении звания наместника. Ранее какого-либо общего заключения каждый из этих вопросов должен быть взвешен отдельно.

Соединение под одной властью Северного и Южного Кавказа, т. е. русского края с азиатским, не было последствием какого-либо обсуженного правительством решения. В то время, когда русские войска вступили первые в Закавказье, предгорный Кавказ был такой же Азией, занятый почти исключительно ногайской ордой. Край этот постепенно заселялся и стал русским уже впоследствии; но тогда внутренняя война, охватившая горы с обеих сторон, требовала единства действий, а потому нельзя было думать о разделении. Вопрос этот выдвигается только теперь, при назначении на Кавказ первого начальника, посылаемого не для войны, а для управления; но тем не менее нельзя не видеть, что он выдвигается силой обстоятельств, а не чьим-либо личным усмотрением. Не может быть речи покуда о выделении из-под закавказского управления областей со сплошным азиатским населением, даже на северном склоне хребта, какова Чечня; но по какому поводу связывать в одно с чужеплеменным краем чисто русские земли: Ставропольскую губернию, кубанское и терское войско, когда между ними нет ничего общего? Управление там и здесь требует совсем иных приемов, к чему никакой человек не способен с полной отчетливостью. Около 1 300 000 русских людей находятся до сих пор на исключительном, бесправном положении, ради поддержания единства системы в наместничестве, — что чувствуется очень живо, доводит уже теперь, а скоро доведет в гораздо большей еще степени, до ропота и протестов со стороны населения. В правительственной практике обе половины наместничества, русская и инородческая, размежеваны уже между собой той мерой, что бюджет Северного Кавказа расписывается по сметам министерств, закавказский же составляет отдельную статью. Остается только признать в принципе деление, признаваемое на практике. Доводы поборников цельности наместничества положительно не выдерживают критики. Соединение под одним начальством войск, расположенных по обе стороны гор, не имеет ничего общего с гражданским управлением; корпуса действующей армии, подчиненные наместнику Царства Польского, квартировали в западных губерниях и Малороссии; донские полки служили массой на Кавказе, как служат теперь кубанские и терские. Единственное усложнение в этом вопросе представляет размежевание терского войска с чеченским населением, но усложнение, легко устранимое; река Сунджа служит естественной границей, от нее немудрено протянуть пограничную черту к устью Малки. По эту сторону останется несколько чеченских аулов, которые сами собой войдут в состав казачьего населения; по ту сторону останется несколько безземельных станиц 2-го владикавказского полка, которые будут рады выселиться. Пользы государства и права коренного русского населения не могут подчиняться соображениям о размежевании нескольких деревень. Надобно заметить при этом, что разрыв между кубанским и терским войском был в собственном сознании их делом совсем неудобным и что продолжать этот разрыв еще далее, оставляя терское войско при чужеземной окраине, значило бы подорвать одну из незаменимых русских сил — силу кавказского казачества.

Безразличное подчинение, — не одному лицу, что было естественно, а одной системе управления, — христианской и мусульманской половины Закавказского края повело в свою очередь к извращению взгляда на отношения государства к его заторным владениям, послужило источником всех последующих ошибок. Мы стоим за Кавказом потому только, что христианской Грузии удалось, ценой сверхчеловеческих усилий, уцелеть до того часа, когда Россия доросла наконец до подножия Кавказа. Грузия свободно отдалась России и не может существовать иначе как с Россией, между тем как мусульманские губернии перешли бы и теперь еще с великим удовольствием, по крайней мере на первых порах, под владычество Турции или Персии. Грузины, как христианский народ, не отгороженный неодолимой гранью Корана от европейского склада понятий, способны к тому же развитию, как и мы, русские. Управление Грузией требует покуда, может быть, некоторой особенности в административных приемах, но не ставит между двумя христианскими губерниями Закавказья и Россией никакой разницы политической. Для русского Государя грузины такие же православные подданные, как и кровные русские; на войне их можно поставить под ружье всех поголовно, даже с их собственными офицерами. Хорошее ли, дурное ли настроение мнения в Грузии — имеет не более значения, как такое же настроение одной из русских губерний, также легко излечимо. По совести и по здравому смыслу грузинские губернии должны быть приобщены к общему развитию коренного русского населения. Сокращение издержек на управление Грузией может быть осуществлено тремя мерами: устранением особенностей и изъятий, всегда ведущих к лишнему расходу, которыми столь богато Закавказское Уложение; ограничением непомерно разросшихся размеров центрального управления и применением к этой стране всех упрощений, неотразимо вызываемых течением общерусской жизни, в мелочной административной опеке по мере их осуществления в России. Грузия не может расшириться, а потому нечего опасаться новых растрат с этой стороны.

Совсем иное дело — мусульманские области. Они могут раздвинуться еще очень далеко, но даже в настоящем виде поглощают на свое искусственное управление много государственных средств совершенно бесплодно. Хотя в Закавказском крае и далее, почти до Средиземного моря, между мусульманским населением разбросано клочками армянское, но это последнее везде не только составляет меньшинство (не выше трети), но до такой степени порабощено духовно долгим татарским игом, что в отношении к нам эти области, несмотря на присутствие в них армян, нельзя считать иначе как чисто мусульманскими. Достаточно видеть раз, как богатый армянин в подвластной России области (конечно, вне Тифлиса) гнется перед оборванным беком, чтобы судить — насколько он может покуда служить опорой русской власти… Должно, конечно, поддерживать армянское население в материальном отношении, как трудолюбивое и промышленное, в случае особенной надобности можно даже вооружить его — покуда оно разбросано клочками посреди татарского племени и его боится, чему, впрочем, не предвидится конца. Восстановление же армянской народности, преобладание которой над мусульманами нигде не продержалось бы дня без присутствия русских штыков, могло бы стать целью нашей политики в таком лишь случае, если б пришлось во что бы ни стало исхитить эту задачу из других рук — не иначе. В общем же выводе на мусульманские области Закавказья никогда не следовало, не следует и теперь смотреть иначе, как на чисто азиатские. Со стороны русской власти было несомненной ошибкой подчинить их однородному управлению с Грузией. Но теперь это управление существует уже десятки лет и заменить его внезапно иным, произвести этот переворот столь же скоро, как в Туркестане, конечно, нельзя. Новый начальник края может только упростить его и тем удешевить. При настоящем положении дела упрощение должно заключаться не в упразднении, а лишь в сокращении числа и состава учреждений, перенесенных в мусульманские земли ради «просветительной миссии». До учреждения наместничества Закавказский край делился на две губернии, и, конечно, неместное население жаловалось на недостаточное число присутственных мест, канцелярий и чиновников; теперь там пять губерний, кроме новозавоеванных областей, и почти в три раза более уездов, а большая и малая губерния, большой и малый уезд стоят одинаковых денег. В этом направлении можно ждать наибольшего сокращения, но есть и другие средства. Новые судебные установления, например, стали явно вразрез с потребностями и понятиями большинства, — они прямо мешают разумному управлению краем. Наше уголовное судопроизводство по Своду Законов бессильно для содержания азиатского края в порядке и может быть с выгодой заменено военными судами для крупных и усилением полицейской власти для мелких дел; иски до известной суммы могут решаться по обычаю, после чего один суд для обрусевшего зажиточного слоя окажется достаточным на все татарские губернии; такой шаг показался бы понятным только чиновникам, а никак не населению. Власть местных начальников должна быть непременно расширена, с упразднением должностей служащих только для поддержания ничего не ограждающего формализма, сто раз еще более вредного в Азии, чем у нас дома. Приведение центральных управлений на Кавказе, военных и гражданских, в размер, например, варшавских дало бы одно более миллиона экономии.