– Садись, молодой человек! Тебя Петром зовут? – Тут же оторвался от экрана и жестом указал на место рядом – Ты жених Дашуткин? А меня зовут Терентий Фомич.

– Рад с вами познакомиться, Терентий Фомич! Мы с Дашей собираемся пожениться и будем счастливы видеть вас у себя на свадьбе. – Петр присел к нему на диван. – А я студент-геолог, с интересом узнал, что мы с вами люди одной профессии.

– Наверное, мечтаешь по тайге побродить, поискать, что Бог пошлет? – Старик проницательно посмотрел на него. – А что? Почему бы этому и не быть? – окинул он взглядом крепкую фигуру Петра. – Я вижу, ты молодец хоть куда!

– Конечно, Терентий Фомич, не отказался бы! Да еще вместе с таким опытным, бывалым старателем! – горячо откликнулся Петр, то была его заветная мечта. – Настоящая практика у нас только с третьего курса начнется.

Терентий Фомич некоторое время задумчиво разглядывал молодого собеседника, словно что-то взвешивая в уме, и, повеселев, бодро произнес:

– Ну что ж, лады! Беру в свою компанию, раз у тебя такая охота! – Улыбнулся, добавил деловито: – На следующее лето, если не расхвораюсь, сходим в тайгу. С таким помощником, как ты, пожалуй, решусь.

Через несколько часов празднование серебряной свадьбы Волошиных было уже в полном разгаре. За сдвинутыми столами собрались сорок человек. Тамада – громогласный толстяк, как и Василий Савельевич, бывший морской офицер, а ныне его сослуживец, – умело управлял очередностью тостов, помогал веселью и общению.

Среди приглашенных – директор издательства и главный редактор, с женами; тверские родственники – тетя Шура с взрослыми дочерьми – племянницами хозяина и двоюродный брат, очень похожий на него лицом (только вот неприлично красный нос, выдавал основное занятие мужчин Красного Холма на досуге).

Со стороны Анны Федоровны присутствовали в основном родственники. Прибыли оба ее брата, с женами и взрослыми детьми; старая тетка из Барнаула, вдова бывшего городского головы; Терентий Фомич. Из коллег была только ее начальница – главный бухгалтер фирмы, молодящаяся, сильно накрашенная дама, то ли с мужем, то ли с кавалером (по возрасту годился ей в сыновья).

Тосты под стать настроению – веселому, праздничному. После пятой-шестой рюмки кто-то из гостей вспомнил былое:

– Давайте выпьем за то, чтобы все наши неприятности хорошо кончались! Сколько пришлось хлебнуть горюшка нашим виновникам торжества, а они выглядят прекрасно, дожили до «серебряной» и доченьку-красавицу вырастили. Вот оно – счастье!

Василию Савельевичу тост не понравился.

– Я, конечно, за то, чтобы все хорошо кончалось, но такого счастья, как было у меня, врагу не пожелаю! – И, закипая гневом, добавил: Ничего себе счастье – три года без вины просидеть в тюрьме и потерять все, даже пенсию!

– Успокойся, Васечка! – Анна Федоровна потянула его за рукав, усадила и, поднявшись, с чувством произнесла: – Я тоже не считаю свою судьбу такой уж счастливой и молюсь, чтобы Бог покарал негодяев, которые принесли нам столько горя!

Почувствовав поворот в минорную сторону, находчивый тамада поспешил исправить положение:

– Правильно! Какое там счастье – перенести такое лихолетье. Я предлагаю выпить, – и высоко поднял свой бокал. – за мужество и стойкость наших «серебряных» и за то, чтобы эти замечательные качества позволили им дожить до «золотой»!

Все облегченно вздохнули и дружно выпили; кто-то даже крикнул:

– Го-орько!

Серебряные юбиляры охотно поцеловались, и обстановка разрядилась. Но окончательно возобновилось веселье, когда на столе появилось огромное блюдо с горячими сибирскими пельменями – равных по вкусу не сыскать по всей Москве. Под такую закуску особенно хорошо шла русская сорокоградусная, и общество быстро созрело для хорового пения.

Прекрасным запевалой оказался один из братьев хозяйки он обладал звучным голосом и умело руководил хором. Тон задавали сибиряки; впрочем, москвичи мало им уступали Особенно дружно, удачно спели «Ой мороз, мороз, не морозь меня…» – все знали слова.

Кульминацией празднества стало объявление о помолвке Даши и Петра. После азартной русской пляски в исполнении сибиряков все снова собрались за столом, где появились кипящий самовар и огромный торт, ну а для желающих оставили выпивку и закуску. Василий Савельевич, пошептавшись с женой, поднялся и попросил минуту внимания.

– Пользуясь тем, что здесь собрались почти все наши родные и близкие, хочу известить: в нашей семье скоро произойдет еще одно радостное событие Дашенька и Петя, вы с ним уже знакомы, указал он рукой на покрасневшего Петра. – решили соединить свои судьбы. Пожелаем же им счастья! Прошу всех налить но полной!

Общество радостно оживилось; все принялись поздравлять Дашу и Петра, потянулись к ним с бокалами и рюмками; неутомимый запевала тут же организовал хор и вдохновил на сибирскую заздравную песню. Вконец смутившаяся Даша выскочила в коридор; Петр нагнал ее, заключил в объятия.

– Ну как, ты рада? горячо прошептал он ей на ухо в перерыве между поцелуями. – Счастлива?

– Очень! Милый мой! Единственный! – Она возвращала ему поцелуи. Люблю тебя! На всю жизнь!

В воскресенье с самого утра ярко светило солнце. Профессор Розанов, за обычной утренней зарядкой, шире распахнул окно и выглянул в сад, с наслаждением вдыхая аромат спелых яблок.

– Старается солнышко под конец лета! – Он обернулся к жене та еще не вставала. – А ты, Веруся, этой ночью что-то тревожно спала – все ворочалась, вздыхала. Плохие сны? – Мне, Степочка, не спалось, все за внука переживала.

– Ну и зря! Поберегла бы нервы! Петя – парень с характером, добьется своего.

– Но какой ценой? – с горечью возразила Вера Петровна. Ссора с родителями отравит ему всю радость в самый счастливый период жизни! Этого никоим образом нельзя допустить!

– А что ты предлагаешь? – Муж подсел к ней, уверенный заботливая его подруга придумала выход из положения.

– Нам нужно поехать в город и постараться убедить Светочку и Мишу: Даша – достойная девушка, пусть поддержат сына, а не мешают ему.

– Ты, как всегда, права, дорогая. – Он поцеловал ее. – Нельзя допустить, чтобы женитьбу Пети и Даши омрачил семейный скандал! Попробуем это уладить!

Встал и, приняв решение, скомандовал:

– Тогда не будем терять времени! Одевайся, и едем в город! Приготовь быстренько завтрак, а я – машину!

Вскоре они уже мчались по Каширскому шоссе в сторону Москвы; в пути почти не разговаривали, обдумывая предстоящее нелегкое об ьяснение. Утром воскресного дня из загорода мало кто возвращался – по свободной дороге доехали до Патриарших прудов быстро.

У Веры Петровны были свои ключи – вошли в квартиру никого не тревожа. Дома оказался только Петя: вернулся поздно ночью и отсыпался у себя в комнате. На кухонном столе записка: Светлана Ивановна сообщала сыну, что у нее утренний спектакль, а отец уехал в офис, и давала указания насчет завтрака.