По ее наблюдениям, по своей реакции на удачу, которая позволила им учиться в университете, принадлежащем к элите американского высшего образования, студенты делились на два типа. Первые открыто хвастались, вставляли слово «Гарвард» в любой разговор и всегда одевались в багровые цвета. Вторые притворялись скромными («я учусь в Бостоне»). Оба подхода свидетельствовали о самодовольстве и заносчивости, и Блейдс, проходя мимо группы первокурсников, однажды услышала такое заявление: «Будем честными, нам предстоит править миром. Почему бы при этом не проявлять сострадание?»

Грейс решила избрать третий путь, чтобы извлечь максимум пользы из проведенного в Кембридже времени: заниматься собой и как можно быстрее освоить программу. Это означало, что нужно пораньше выбрать специальность – что было легко, потому что она уже остановилась на психологии, так как больше ничто не вызывало у нее такой интерес, да и Малкольм был счастлив в своей профессии, – а затем быстро разделаться с обязательными предметами, взяв гораздо более сильную нагрузку, чем рекомендовалось.

Дополнительные баллы можно было легко набрать, заполнив свободное время легкими предметами. Так называемые серьезные курсы тоже не представляли особой проблемы. Похоже, шаблонное представление о Гарварде соответствовало действительности: труднее всего поступить.

Проблемой были не оценки и экзамены, а подход университета к социальной структуре. Первокурсников селили в студенческом общежитии. А потом все усложнялось.

Общежитие, в котором жила Грейс, называлось Хорлбат-Холл, и в нем ей досталась просторная комната со старым, шатающимся письменным столом, прекрасным видом на лужайку, деревья и заросшие плющом кирпичные стены, а также неработающим камином. Кто-то из прошлых жильцов нарисовал на поцарапанном дубовом полу контуры человеческого тела, как в детективах, и девушка не стала стирать рисунок. Другой жилец не поленился приклеить к стене в коридоре прямо за дверью несколько сотен мелких монет. Блейдс так и не поняла, что он хотел этим сказать, но монетки постепенно исчезали.

Малкольм и Софи прилетели с ней, чтобы помочь ей сориентироваться, и остались на пару дней, пока она не устроится. Увидев ее комнату, они переглянулись и одобрительно кивнули.

– Хорошо, – сказала их приемная дочь.

– Хорлбат? Отлично, – кивнул Блюстоун. – Теперь у тебя будет много времени, чтобы сформировать свою группу.

– Какую группу?

– На втором курсе тебя переведут в так называемый «дом», вместе с другими студентами.

– А в чем разница между общежитием и домом?

– Ну… думаю, не слишком большая. Но ты останешься в своем доме три года, и твоя цель – чувствовать себя в нем хозяином. Я жил в Лоуэлл-Хаус.

– И группа у вас была?

– Конечно. Включая Рэнсома Гарденера. У нас не только деловые отношения – мы остались друзьями. Это преимущество системы, Грейс: формируются прочные взаимоотношения.

– А Майк Либер тоже здесь учился?

Этот вопрос удивил Малкольма.

– Нет, Майк окончил Массачусетский технологический. В нашем совместном деле он самоучка.

Не нужны тебе эти социальные глупости. Блейдс молчала, старательно разглядывая контур на полу. Отличная работа – наверное, кто-то специализировавшийся на точных науках. Геометрия ей нравилась.

– Не волнуйся, дорогая. Через год у тебя будут друзья, и вы станете жить вместе, – заверил ее Блюстоун.

– А что, если я предпочту остаться одна?

Родители девушки снова обменялись долгим взглядом.

– Хм, – пробормотал Малкольм. – Обычно так не делается.

– В следующем году я не могу остаться в этой комнате?

– Общежития только для первокурсников, Грейс.

– Довольно жесткий подход.

– Традиция, ничего не поделаешь. – Блюстоун нахмурился, и его дочь поняла, что поставила его в неловкое положение.

Пока она обдумывала ответ, в разговор вмешалась Софи:

– Знаешь, Мал, кажется, в Форсхаймер-Хаус есть комнаты на одного человека.

– Что это? – спросила Блейдс.

– Еще один дом, дорогая, – объяснила Мюллер.

– Все образуется, Грейс, – сказал Малкольм. – Не торопись, всему свое время.

Таким встревоженным девушка его еще не видела. И даже Софи казалась обеспокоенной. Они очень волновались во время перелета из Лос-Анджелеса – суетились, болтали и пили больше обычного. Ни поездка в такси из аэропорта Логана, ни пребывание на территории студенческого городка их не успокоили.

Грейс поняла, что их тревога может превратиться в проблему, если они решат, что должны быть рядом и оберегать ее. Конечно, она ценит их заботу, но смысл всего этого – начало нового этапа в ее жизни.

Она улыбнулась, обняла их обоих и сказала:

– Я уверена, что все устроится. Это потрясающе. Мне нравится, и я вам очень благодарна.

– Относительно того… я уверен, что ты скоро найдешь свое место, – сказал Малкольм. – Но если тебе понадобится наша помощь…

– Обязательно. – Девушка раскинула руки, улыбнулась и дотронулась до матраса. – А пока все великолепно.

И она снова обняла родителей – в основном чтобы доставить радость им, хотя и сама почувствовала, как в ней изнутри поднимается волна тепла. Они ничего ей не должны, но захотели изменить ее жизнь. Замечательные люди. Если ангелы существуют, то они – ангелы.

Она сделает все, чтобы они ею гордились.

Грейс так и сказала, и Блюстоун покраснел, а глаза его жены увлажнились.

– Мы всегда гордились тобой, – сказал Малкольм и осмелился сжать ее руку. А Софи погладила ее по щеке.

Блейдс еще раз обняла их и улыбнулась, стараясь излучать уверенность.

Но при этом думала: Форсхаймер.

* * *

Вечером они ужинали в «Лигал Сифуд», где все слишком много ели, а Малкольм слишком много пил и произносил многочисленные тосты за «необыкновенные успехи» Грейс. На следующее утро, когда девушка увидела родителей на пороге гостиницы в Гарварде, они выглядели немного растерянными, и она еще раз заверила их, что все будет хорошо, стараясь выглядеть при этом беспечной, хотя после первой ночи в Хорлбат чувствовала себя не в своей тарелке. Она долго не могла заснуть, а рано утром ее разбудили топот и крики в коридоре. Самые лучшие и самые умные вели себя точно так же, как все остальные подростки.

Наконец прибыло такси, которое должно было доставить Малкольма и Софи в аэропорт, и Блейдс махала им вслед, пока машина не скрылась из виду на Массачусетс-авеню.

Блюстоун с женой передумали и не полетели прямо в Лос-Анджелес, а решили несколько дней побыть в Нью-Йорке, чтобы «побродить по музеям»

В Бостоне было полно великолепных музеев, и их дочь поняла, что они хотят быть рядом, пока не убедятся, что с ней действительно всё в порядке.