– Вы, мистер Нэш, служите в отделе дактилоскопической экспертизы Скотланд-Ярда, верно?

– Да, я один из ведущих сотрудников.

– Вы слышали показания мистера Синглтона?

– Конечно.

– Вы согласны с утверждениями свидетеля?

– Полностью. Я также готов присягнуть, что след на бумаге, найденной в сейфе, – это отпечаток левого большого пальца подсудимого Рубена Хорнби.

– Вы полагаете, что ошибка исключена?

– Она немыслима, сэр.

Прокурор многозначительно посмотрел на присяжных и уселся в кресло, а Энсти опять промолчал, лишь сделал какую-то пометку в своих бумагах.

– Мистер Трамплер, вы собираетесь приглашать других свидетелей? – осведомился судья, погружая перо в чернильницу.

– Нет, милорд, – вальяжно промолвил сэр Гектор. – В этом нет необходимости. Ситуация очевидна. Дело выигрывает сторона обвинения.

Энсти быстро вскочил, словно спохватившись, и, апеллируя к судье, произнес:

– Я вызываю свидетеля, милорд.

Судья кивнул и что-то черкнул на листе, а Энсти обратился к публике с краткой преамбулой:

– Милорд и господа присяжные, на этой стадии разбирательства я не стану утомлять вас длинным выступлением, а сразу перейду к показаниям первого свидетеля защиты.

Джульет сжала мою руку и пролепетала угасающим шепотом:

– Это ужасно. Доводы Синглтона поистине сокрушительные. Что можно им противопоставить? Я в отчаянии. Бедный Рубен! Он пропал, доктор Джервис! Пропал безоговорочно. Теперь у него нет ни единого шанса выкарабкаться.

– Мисс Гибсон, вы лично сомневаетесь в его невиновности? – спросил я, поглаживая ее по руке.

– Да что вы! – возмутилась она, высвобождая руку. – Я как никогда уверена в ней.

– В таком случае, – резонно заметил я, – у стороны защиты наверняка найдутся какие-либо способы доказать данный факт.

– Господи, поскорее бы, – грустно пробормотала она. – Неизвестность терзает больше всего.

В этот момент пристав огласил имя свидетеля:

– Эдмунд Хорфорд Роуи.

На свидетельское место поднялся проницательного вида седой мужчина с бритым лицом и коротко подстриженными бакенбардами.

– Ваш род занятий, мистер Роуи? – спросил Энсти.

– Доктор медицины, читаю курс судебной медицины в колледже при Южной лондонской больнице.

– Вам случалось в профессиональных целях изучать свойства крови?

– Конечно. Они имеют огромную важность с судебно-медицинской точки зрения.

– Что происходит, когда капля крови – допустим, из порезанного пальца – падает на дно металлического сейфа?

– Капля крови из живого тела, упавшая на не впитывающую влагу поверхность, в течение короткого времени превращается в студневидную массу, сначала сохраняющую некоторый объем и цвет жидкой крови.

– Далее она претерпевает изменения?

– Да, через несколько минут студневидная масса начинает высыхать и приобретать твердость, так что кровь разделяется на две составляющие: твердую и влажную. Первая представляет собой крепкий, жесткий студень темно-красного цвета, вторая – бледно-желтую жидкость.

– Каково состояние крови через два часа?

– Получится капля почти бесцветной жидкости с маленьким красным комочком в центре.

– Если такую каплю перенести на белый лист бумаги, как она будет выглядеть?

– Бумага смочится бесцветной жидкостью, а комочек, с высокой долей вероятности, прилипнет к листу.

– Приобретет ли кровь на бумаге вид однородной жидкости?

– Определенно нет. Жидкая субстанция будет выглядеть как вода, а комочек – как твердая масса, приклеившаяся к бумаге.

– Кровь всегда принимает подобный облик?

– Всегда, если не использованы какие-либо искусственные средства, препятствующие свертыванию.

– Каким образом кровь предохраняют от свертывания и высыхания?

– Существуют два распространенных метода. Один – быстро помешивать или взбивать свежую кровь. Так удается освободиться от фибрина, вызывающего застывание крови, и она какое-то время не меняется внешне, оставаясь жидкой. Другой способ заключается в том, чтобы растворить в свежей крови некоторую долю щелочной соли, и тогда кровь не загустеет.

– Согласно свидетельству инспектора Сандерсона, он исследовал сейф в десять часов тридцать одну минуту и заметил на дне две крупные капли крови. Сержант Бейтс дал суду показания, что осмотрел сейф в двенадцать тридцать, то есть еще двумя часами позже, и перенес одну из капель на бумагу. Капля к тому времени не загустела и не засохла, а выглядела на листе как однородная красноватая жидкость цвета крови. Каковы, на ваш взгляд, ее природа и состояние?

– Если это действительно была кровь, то либо дефибринированная, то есть с извлеченным посредством взбивания фибрином, либо смешанная со щелочной солью.

– По-вашему, капли, найденные на дне сейфа, не являлись обычной кровью, вытекшей из пореза или другой раны?

– Я уверен, что такое невозможно.

– Доктор Роуи, вам приходилось работать с отпечатками окровавленных пальцев?

– Да, совсем недавно я провел ряд экспериментов на этот предмет.

– Резюмируйте, пожалуйста, свои выводы.

– Я поставил своей задачей определить, оставляют ли пальцы, выпачканные кровью, особые и характерные следы. Проведя множество опытов, я удостоверился, что крайне сложно получить отчетливый отпечаток пальца, смоченного свежей кровью. Типичный результат – лишь красное пятно, не показывающее рисунка бороздок по причине того, что кровь заливает желобки между линиями отпечатков. Но если кровь на пальце подсушить, отпечатки выходят куда более качественными.

– Можно ли выявить среди других отпечаток, оставленный почти сухим пальцем?

– Да, это несложно. Когда кровь почти сухая, она твердая и пристает к бумаге иначе, чем жидкая. Это позволяет изучить мелкие детали поверхности пальца, такие как устья потовых желез, которые отсутствуют, если палец влажный.

– Посмотрите на бумагу, обнаруженную в сейфе, – попросил Энсти, протягивая доктору Роуи злополучный листок, – и скажите, что вы видите?

Свидетель взял лист и стал разглядывать его сначала сквозь пенсне, а потом в лупу.

– Здесь два кровавых следа и один отпечаток, видимо, большого пальца. Из двух следов один – пятно, слегка размазанное пальцем, другое – обычное. Оба они оставлены довольно жидкой кровью. То же самое относится к отпечатку большого пальца.

– Вы убеждены, что он сделан жидкой кровью?

– У меня нет ни малейших сомнений.

– Вы заметили в нем что-нибудь необычное?